– Ты… о чем? – разлепив один глаз, еле слышно выдавил Вишняков, и тут какая-то часть пазла стала на место. Что-то из услышанного еще вчера. – И ты… кто ты?!
– Мария я, Мария, – устало ответила художница. – Это мое имя, одно из моих имен. Но ты не ошибся, я тот самый ангел из твоего романа. Именно меня он убьет, если ты его не остановишь, а вместе со мной и все хорошее в этом мире, а главное, в тебе самом. Так уже было, и не один раз, но в этот раз есть надежда…
– Не один раз? – не понял Денис. – Это как?
– Он приходит и приходит, каждый раз, когда определенным образом становятся звезды в небесах, – пояснила Мария. – И каждый раз заказывает книгу. Несколько раз книга была дописана.
– КАК?! – Денис резко приподнялся, и голова ответила болью. – Разве…
– Милый Денис, – улыбнулась Мария. – Неужели ты думаешь, что его книга может погубить целый мир? В мире много добрых, хороших книг, начиная с Библии и заканчивая сказками Сутеева, и каждая книга – это лишь одна гирька на чаше весов.
– Тогда чем же страшен мой роман? – не понял Денис. – Если это всего лишь одна из книг… Я-то думал, что начнется Апокалипсис…
– Он и начнется, – заверила его Мария. – Но лишь для тебя и тех, кто тебе дорог. Хотя тут все зависит от таланта. Одна версия Евангелия от Люцифера вызвала революцию в России. Еще одна – Вторую мировую. А еще одна – жестокое убийство ни в чем не повинных людей, в том числе – беременной женщины, которую очень любил ее муж. Вот только он не послушал ее увещеваний, и все-таки…
– Написал книгу? – спросил Денис. Мария покачала головой, и Денис понял, что она скажет. И даже вспомнил наконец, кого она ему напоминает.
– Снял по ней фильм. Если… Если ты прислушаешься к моим доводам, однажды ты узнаешь эту историю. Нам уже давно стало известно о его планах на тебя, как, впрочем, и на всех тех, кто становился его адептом. Ведь война началась задолго до твоего рождения. Поэтому я очень надеялась, что если подскажу тебе сюжет, где лукавый будет посрамлен – тот роман, который ты собирался написать с самого начала, еще в институте, то это поможет нам. Всем тем, кто на стороне света…
– Как? Но ведь он сказал, что сюжет мне подсказал он сам, только я понял его неправильно… – пробормотал Денис, а Мария вздохнула:
– Он ведь никогда не лжет, да? Все дело в том, что ложь не являлась бы опасной, если бы ее можно было легко распознать. В лесу растет множество ядовитых грибов, но опаснее всех не яркие мухоморы, а скромные ложные опята, так похожие на настоящие. Ты просто не можешь распознать его ложь, а мы… Мы вынуждены ожидать, и вмешиваемся лишь в самом крайнем случае.
– Почему? – спросил Денис. – Разве не логичнее всех защитить?
– Нью-Йорк, например, намного более грешен, чем Содом и Гоморра, но он может спать спокойно, пока в нем кто-то помогает бездомным или выхаживает больных. Мы не вмешиваемся потому, что в человеческих душах, в твоей душе добро и зло сосуществуют, и нельзя удалить одно, не повредив второе. Потому выбор сделать должен ты сам. Но мы следим за силами зла, не позволяя ему «перегибать палку». Пока твой «друг из зазеркалья» играл относительно честно, мы не вмешивались, поскольку ты сам замечал, что тут что-то нечисто. Но когда ты стал выходить у него из-под контроля, он пошел ва-банк. Сам он ни на что не способен, я говорила тебе это раньше. Но есть те, кто готов за него бросить спичку в стопку книг, сделать укол, спустить курок. Ты видел их в Милане – зачем они ему, по-твоему?
– Но он же их… – Денис подбирал нужное слово, – гнушается! Стыдится! Презирает…
– Он презирает всех, – сказала Мария. – И тебя тоже, ты сам это замечал. Что ему люди, если он мнит себя равным Богу? Но, презирая вас, он при этом вам же и завидует.
– Почему? – удивился Денис.
– Он как-то говорил тебе, кажется, – ответила Мария. – Но ты сейчас не вспомнишь. Потому, что вы, люди, умеете чувствовать. Умеете созидать. Умеете любить. А он ничего не умеет. Он даже книгу свою написать не в состоянии, помощников среди людей ищет. И все мечтает, чтобы перед ним на колени падали, чтобы ему, а не Богу возносили песнопения ангельские хоры. Но максимум, что получает, – это то, что ты видел в Милане. Жалкую пародию. Оттого он вас ненавидит.
Денис подумал, что слова Марии целиком и полностью логичны. Более того, они прекрасно все объясняли. И не нужно ничего придумывать – сколько ни называй белое черным, черней оно не станет, и наоборот. Если написаны сотни книг, восхваляющих дьявола, но человечество так и не поменяло свое мнение относительно этого персонажа – значит, что-то в этом есть. К пустому колодцу за водой не ходят; если кто-то обещает дать тебе хлеб, а дает камень – станешь ли ты грызть булыжник, придешь ли за добавкой?
Внезапно Денис понял одну поразительно простую вещь, перевернувшую весь его мир. Разве он искал денег? Славы? Признания? Больших тиражей? Все это было лишь средством, а целью являлась его семья. Мира. Катюша, Ванечка. Родители. Даже солдафон тесть с тещей, варящей восхитительное варенье.
Деньги не закрутишь в банки на зиму. Славу не намажешь на теплую краюху хлеба. Признание не прижмешь к себе ночью…
Да, его «друг» мог дать ему и деньги, и славу, и почет; он мог дать рекламу, свести с нужными людьми, обеспечить тиражи и устроить съемку сериала или даже полного метра в Голливуде. Но с его появлением рушилось самое главное – дружба, любовь, счастье.
«Таких друзей нам не надо», – подумал Денис, но вслух сказал другое:
– Он был че… Он был очень убедителен.
– Он умеет быть убедительным, – кивнула Мария. – Самое страшное, что, когда ты с ним соглашаешься, ты не просто меняешь свою точку зрения. Ты теряешь часть себя и становишься немного им. Это называется одержимостью.
– Дьявол в сердце ангела, – сказал Денис.
– Дьявол в сердце человека, – поправила Мария. – В твоем сердце, Денис. Ты бы хотел стать им?
Раньше Денис бы задумался, но теперь… он решительно покачал головой:
– Нет.
– Ты спрашивал, зачем ему нужна эта книга? – задала вопрос Мария. – Затем, чтобы распространять свой яд дальше. Книга – это рупор, ты сам так говорил. Даже самый громкий крик тише простого голоса через рупор. Книга – это средство достучаться до миллионов. И обмануть.
Вишняков сел, уже не обращая внимания на тупую боль в похмельной голове. Впрочем, ему уже понемногу становилось легче, но только физически. Все же остальное… а от остального он уже не имел права увиливать. В конце концов, ему было уже далеко не пятнадцать лет, да уж и не тридцать, и даже уже не сорок. Чуть больше. Конечно, и после пятидесяти можно оставаться дитятей, но именно сейчас Денис осознал, что игры закончились.
То, что сказала сейчас Мария, было чудовищным, и на осознание этого требовалось какое-то время. Недолгое.
– Подожди, я пойду умоюсь хотя бы, – сказал Вишняков. Такая лавина новой информации действительно могла взорвать мозг.
