Глава 25
– Сережа! Сережа, не отводи взгляда, пожалуйста!
Маша, ворвавшись в его дом десять минут назад, почти сразу после ухода Инны, смотрела на него с тревогой.
– Что ты хочешь, Маша?
Он глядел на стройный ряд пустых бутылок, выстроившихся вдоль кухонной стены, и думал о том, что в какой-то из этих бутылок может остаться на дне алкоголь. А может даже сразу в нескольких. И если он сейчас встанет и со стаканом обойдет этот ряд, то вполне может набрать граммов сто, а то и сто пятьдесят.
Сто граммов водки. Вот то, что сейчас ему было нужно, чтобы освободить свою голову от противных, липких мыслей о девчонке, которую он приютил и которой позволил сбежать из-под носа полиции. Чтобы освободить свое сердце от ноющей боли. Оно же знало, что они больше никогда не увидятся. И ныло, и ныло, и ныло.
И унять это нытье под силу было только алкоголю. Он знал об этом, как знал о том, что он слабак, тряпка, никчемный человек. Бездарно сгубивший свою жизнь. Не сумевший никому толком ни в чем помочь.
Вот и несчастной, запутавшейся в жестких обстоятельствах девчонке не сумел помочь. Ее поймают. Это вопрос времени. Он будет держать оборону, насколько это возможно. Может, даже посидит за свое молчание в следственном изоляторе. Толку-то от этого? Толку от его жертвы никакого. Ее все равно поймают. А если ее поймают, то она умрет. В камере она протянет недолго. Те, кто поручил ей страшное, преступное дело, дотянутся до нее там легко.
Ему ли не знать! Он проработал следователем не один год.
– Сережа, посмотри на меня, – потребовала Маша.
Он поднял на нее взгляд. И впервые за минувшие годы не нашел ее красивой.
Густые черные волосы, заплетенные в замысловатую косу, побила седина. Вокруг глаз, самых прекрасных для него когда-то карих глаз, сетка морщин. Странно, что он не замечал этого раньше. Того, что Машка так сильно постарела. И в бедрах раздалась, и животиком обзавелась. И ногтями уже не занимается с прежней тщательностью.
Тьфу, гадость какая в голову лезет! Он не должен, не имеет права их сравнивать. Они разные. Одна – молодая, опасная, влекущая. Вторая – постаревшая, заботливая, привычная.
Только вот от заботы и привычки этой все время хочется надраться. Странно…
Сергей встал из-за стола, достал из шкафа рюмку, дошел до стены, присел на корточки. Взял в руки первую из ряда пустую бутылку, чуть наклонил. Посмотрел на свет. Пусто. Так же со второй, третьей, четвертой. Капля алкоголя нашлась в шестой. В восьмой чуть больше. К концу ряда, как он и предполагал, набралась рюмка. С ней он вернулся к столу. Сел. И, не глядя в лицо охнувшей беспомощно Машке, выпил рюмку до дна.
Отвратительно! Алкоголь был невозможно теплым, попал не в то горло, и он долго надсадно кашлял. Машка попыталась постучать ему по спине между лопаток, он увернулся. Грубо приказал:
– Отойди!
Она вернулась на свое место, села, притихла. И, дождавшись, когда он откашляется, спросила:
– Сережа, ты влюбился?
И он не стал отнекиваться и врать. Просто сказал:
– Да.
И уставился на нее больными глазами.
– Я влюбился, Машка. Да так, что… Это совсем не то, что было к тебе. Это сильнее, это страшнее.
– Я вижу, – кивнула она и покусала губы.
Ему показалось, что с досады. Но могло и показаться.
– Я не знаю, как это вышло. Сначала озарение, а потом мрак. Полный мрак. После того, как она ушла… Все внутри оборвалось. Что делать, Машка? Как же дальше жить?
В голове немного зашумело от выпитого. Сразу захотелось повторить. Совсем не хотелось помнить, что обещал девчонке не пить. Плевать на обещания! Они больше никогда не увидятся. Она исчезла из его жизни так же стремительно, как и появилась. И ничего не оставила после себя, никакого яркого следа. Ничего, кроме болезненного ощущения его собственной неприкаянности. Все как раньше.
– Как дальше жить, Машка? – повторил он вопрос и похлопал себя по карманам штанов.
Визитка одного славного таксиста, снабжающего его водкой, нашлась сразу. Он позвонил и заказал сразу три бутылки.
– В кредит, как всегда? – уточнил таксист.
– Нет, оплачу все сразу.
Он швырнул телефон на стол. На Машку старался не смотреть. Ничего нового он не увидит. Укоряющий взгляд, раздраженно изогнутые губы, укоризненное покачивание головой. Так бывало всегда.
– Сережа, тебе не надо этого делать, – произнесла Маша почему-то шепотом.
– Я все равно выпью, Машка. Ты же знаешь.
– Я не об этом. Я не об алкоголе.
– А о чем? – Он удивленно глянул на подругу.
– Тебе не надо спасать ее. Не надо вовлекать себя в чудовищный переплет. Не мне тебе говорить, чем это чревато. Ты работал в органах, знаешь всю степень ответственности. За…
– За что?
Ему даже стало интересно.
– За сокрытие опасного преступника, – выдох-нула она и снова шепотом.
То ли ей настолько страшно было, то ли боялась, что их подслушают.
– Она причастна к чудовищному преступлению. Она подозревается в убийстве трех человек, – немного с пафосом и чуть громче сказала Машка. – Ты, конечно же, не мог этого знать. И я отчасти тоже виновата, что вовлекла тебя во всю эту историю. Я просто хотела, чтобы ты съездил и поговорил с соседями, с полицией, обзавелся историей для создания новой книги, а ты… А ты, скотина, влюбился! С первого взгляда, что ли? Я не могу понять! Как ты мог?
– Мог что?
Он посмотрел на часы. С момента его звонка таксисту прошло семь минут. Этого времени вполне хватало, чтобы зайти в магазин и купить водки. Десять минут на дорогу до его дома. Да, оставалось потерпеть десять минут.
– Как ты мог влюбиться в эту девчонку? Она же… Она даже не симпатичная!
– Машка, я не пойму, ты что, ревнуешь, что ли? – Он поставил локти на стол, спрятал улыбку в крепко сжатых кулаках, на которые оперся щеками. – Так не надо. Не надо ревновать. Наша с тобой история давно закончена. Она закончилась, не начавшись. И ты знаешь.
– Знаю. – Она покосилась на него с обидой. – Наша с тобой история, Кузьмич, это затяжное ожидание. То я жду, пока ты проспишься, то ты ждешь, когда я дождусь, пока ты проспишься. И вот ты проспался. И попал в полное дерьмо, пардон.
– Не без твоего участия, – отозвался он лениво.
Прошло еще пять минут. Скоро прибудет таксист. С водкой. И от его душевных мук через несколько дней останутся лишь воспоминания. Смутные, рваные, тошнотворные. Как само похмелье.
– Ну, прости!
Машка развела в стороны руки, упрятанные в широкие рукава трикотажной кофты. И сделалась похожей на самоварную бабу. Платка только на голове не хватало.
