– Какой? Какой не такой?
Он опустил глаза в стол, перед ним стояла большая тарелка тушеной картошки с курицей. Он не был голоден. Они с пацанами втрепали по бургеру полчаса назад. Но сейчас съесть следовало все до крошки. Иначе мать не отстанет с вопросами. А он не хотел ей врать. Не любил врать в принципе. Вранью всегда предпочитал молчание.
– Какой-то возбужденный, нервозно возбужденный, – уточнила мать и уселась напротив.
Ясно, отставать не собирается.
– Что, Владик? Что происходит? – Она дотянулась до его волос, осторожно тронула, грустно улыбнулась. – Ты ведь не попадешь ни в какую скверную историю, так? Ты не заставишь меня пожалеть о том, что я вообще осталась жива после…
Она не договорила. Но он понял, что она имела в виду. И мотнул головой, зачерпывая ложкой картофель с куриным филе. Набил рот, принялся жевать. Долго жевал, надеясь, что мать устанет ждать и уйдет в свою спальню. К отцу, который сидел за чтением каких-то умных книг.
Не помогло. Она настырно сидела.
– Мам, все в порядке, – выдохнул Влад, когда во рту не осталось ничего. – Со мной все в порядке.
– Точно? – Она снова дотянулась до его волос. Тревожно глянула. – Я могу быть спокойна на твой счет, сынок?
– Да, мам. Я не влез ни в какую скверную историю.
– Хорошо.
Она встала, отошла к раковине, загремела чашками, налила воды в чайник.
Ясно. Собирается пить с ним чай. То ли соскучилась по еще одной исчезнувшей семейной традиции, то ли решила раскрутить его на откровение по полной программе.
Влад загремел ложкой, собирая со дна тарелки остатки картошки. Он объелся. И сразу потянуло в сон. Чай точно был лишним. Тем более с мамиными пончиками. Но уйти просто так, когда она уже разлила кипяток по чашкам, он не мог. Достаточно ей отца, замкнувшегося в себе.
– Как прошел день, Владик? – задала она забытый вопрос.
– Да ничего, мам. – Он громко заболтал ложкой в чашке, разгоняя сахар. – В школе все как обычно. Кстати, несколько наших ребят из класса собираются после девятого класса в колледжи сливаться.
– Ух ты, – мать настороженно улыбнулась. – Надеюсь, ты не в их числе?
– Да нет. Хотя… – Влад хлебнул из чашки, потянулся за пончиком. – Это была бы неплохая идея.
– И что в ней хорошего? – Улыбка застыла на ее лице гримасой.
– А там уже со второго курса начинают зарабатывать деньги, мам. Особенно те, кто на сварщиков учится и кому уже восемнадцать. Еще есть монтажники, токари. Ты знаешь, какой дефицит сейчас в этих специальностях! На них даже конкурс у работодателей объявлен. Платят хорошо.
– Владик! Ты нуждаешься в деньгах? – ахнула мать, роняя чайную ложку на стол. – Ты куда-то влез? Влип?! Тебе нужны деньги?
Ее голос сделался сиплым, лицо серым. Пальцы, повисшие в воздухе над чайной чашкой, сильно дрожали. У него просто внутренности свело от жалости к ней.
– Да никуда я не влез, мам. Чего ты? – И он, копируя ее манеру, дотянулся до ее головы и погладил возле виска. – Просто не мне нужны деньги, мам, а нам. Сколько еще мы протянем на сбережения? Их наверняка уже почти не осталось. Ты одна пашешь. Отец…
– Не надо, сынок. – Мать поймала его пальцы, легонько сжала, жалко улыбнулась. – Не надо про отца, Владик. И… зарабатывать пока не надо. Мы не нуждаемся. Во всяком случае, пока. И если твоя затея с колледжем…
– Мам, да не было никакой затеи, поверь, – он натянуто хохотнул. – Ребята уходят, а я просто задумался.
– Ну хорошо. Это понятно. А возбужденный-то ты почему последние несколько дней? Может, влюбился?
Влад опустил взгляд.
Да, у него были девушки. Целых две! Одна из его класса, ее он провожал домой, с ней трепался о школьных новостях и понемногу сплетничал об одноклассниках. А вторая девушка была чужой, почти незнакомой, и с ней он уже несколько раз занимался сексом.
С одноклассницей – хохотушкой Анькой, полненькой, не закомплексованной, умной и проницательной – ему было как воды напиться. Ему было с ней не хлопотно, интересно, время бежало незаметно.
О ней мать знала.
Вторая девушка – Алла, была старше его. Мать про нее даже не догадывалась. Он и сам о ней почти ничего не знал. Встречался тайно на квартире приятеля, когда родители у того бывали на работе, на сутках. Алла была для него омутом. Она манила, пугала, она творила с ним такие вещи, о которых потом вспоминать было сладостно и немного стыдно.
Любил ли он кого-то из них двоих? Если любовью называется то, что он чувствует к своей семье, то нет. Вряд ли. Он без семьи не мог. А без этих девушек запросто.
– Ма, ты узнаешь, если я полюблю, – неожиданно пообещал он.
– Правда? – Мать привстала, обхватила рукой за шею, наклонила его голову к себе и поцеловала в макушку. – Ты мое сокровище родное. Спасибо, сынок. Спасибо. И все же!
– Что?
Он доел пончик, допил чай. И ему очень хотелось сейчас «слиться» к себе и зависнуть в Сети, где живо обсуждалось то самое происшествие, из-за которого его так лихорадило.
– Почему-то ты так изменился в последние дни. Будто ожил, – подумав, добавила мать. И упрека в ее словах не было.
– Хорошо, я скажу. – Влад поднял голову, глянул на мать открыто. – Я радуюсь тому, что справедливость восторжествовала, мам.
– Ты о чем? – По ее лицу поползли красные пятна.
– Я о том, что эти ужасные люди понесли заслуженное наказание. Кара их настигла, если говорить пафосно! Возмездие свершилось! И за это я не могу не уважать своего отца, мам.
Спина матери резко выпрямилась. Глаза сделались огромными, пустыми, страшными. Рот приоткрылся. Она молчала какое-то время. А потом выдохнула:
– Не смей!
– Что?
– Не смей, слышишь! Не смей так думать о своем отце!
Ее рука приподнялась. Ладонь развернулась. Влад испуганно отпрянул. Не потому что боялся боли от пощечины матери. Боялся, что не простит ее потом никогда, если она это сделает. Хватит ему уже потерь в его недолгой жизни.
– Почему? Почему я не должен думать о своем отце, как о достойном, сильном мужике, мам?
Влад уже стоял на ногах, соскочив со стула. Он собирался уйти к себе. Потому что испугался возможной материнской пощечины. Потому что испугался неизбежных последствий, если бы это произошло.
– Достаточно уже того, что он попросил прощения за то, за что просить прощения не должен был. Он не должен был просить прощения, мам!
Влад стукнул кулаком по дверному косяку. Не рассчитал силы, и кулак тут же заныл. И грохота наделал. В родительской спальне открылась дверь, возник силуэт отца на пороге.
– Что происходит? – спросил он безжизненным голосом.
