Я сказала очень сухо и сдержанно:
– Поскольку сейчас должен быть решен только один вопрос – мера пресечения, не вижу смысла в обсуждении подробностей. Скажу честно: послушала речь подзащитного, и мне она не показалась убедительной. Здесь вообще не нужны слова. Я просто принесла видео на три минуты, чтобы вы не услышали, а увидели, кто останется один на один со своей болью и ненужностью без поддержки Санина. Ненужностью всем остальным людям, в том числе живущим через стенку… Один сосед сейчас в зале. Это у него оказалась палка в руках, когда инвалид Юля выживала в своем несчастье. Прошу, ваша честь, не отказать мне в моей просьбе. Речь у нас о людях, увидеть иногда важнее, чем услышать. К тому же в деле нет характеристики главного свидетеля и виновницы конфликта.
Судья кивнула.
Мое видео смотрелось в этом зале просто убойно. Сама бы заплакала, если бы увидела только его, без знакомства с героиней. Юлю можно выдвигать на «Оскара». Виктора Санина отпустили под домашний арест с частным определением: навещать Юлю он имеет право без ограничений. Фанатки у выхода из суда встретили его аплодисментами. Я воспользовалась тем, что он не мог подойти сразу ко мне, и помахала ему издалека, покрутив пальцем в воздухе: созвонимся, мол. Сама быстро села в машину, уехала, дома сразу отключила телефон.
Я чувствовала себя отлично. Не знаю, как успехи переживал Плевако, но мой папа обычно пьет шампанское. Выходить не хотелось. Какое-то неприятное чувство. Там было полно фотографов и журналистов. А вдруг меня кто-то узнает. В этом смысле я напрочь лишена тщеславия. Как говорила моя няня: «Пусть все как хотят, абы меня не трогали». Нашла я в интернете винный бутик – миллионы медалей прилеплены на сайте, – и заказала себе розовое итальянское шампанское и яичный ликер. В холодильнике половину места занимал огромный арбуз, который вчера мама прислала с нашим водителем. Пир я себе устроила просто горой. Арбуз настолько уменьшился, что непонятно, как я не лопнула. Ликер хорошо шел после шампанского. И когда голова совсем отключилась от мыслей, я почувствовала, что готова увидеть интернет-битву «за» и «против» порнотворчества моего подзащитного. Самое время, мне может понравиться.
Так и случилось. Через пятнадцать минут мне пришлось обложиться бумажными носовыми платками, чтобы утирать слезы хохота. В обсуждениях в основном женщины. Жгите, дорогие. Я давно так не смеялась. Сразу скажу, что те, которые «против», позорно проигрывали. Правильные слова, пишут часто без грамматических ошибок, и у них нет тысячи восклицательных знаков. Не читается. Наверное, учительницы. Но вот те, которые «за», – они бы и вам понравились. Отдельные места я запомнила, как стихи, даже сохранила цитаты с авторской орфографией:
«Так это глупо когда лезут в грязные трусы чьито… за своими трусами следилибы»
«Да мужиков на них нет!!!! Нет в России сильных мужиков!!! Каждой такой святой по породистому горцу!!!! В плане мужика!!!вот прям с вершин которые со свежего воздуха, с эко еды. Вся злость от недостатка… Вот как за ночь отстирают, так забудет про плохого спасателя… Не люблю злых баб»
«Боже, как я ржу за горца»
«Мне 49 лет, у меня трое детей, новый третий муж, четыре кота, собака с почечной недостаточностью… Уборка, стирка, возня, горшки-пеленки… и да. У меня секс-шоп. Все эти прибамбасы, которые нас кормят. И сука соседка, которая на меня стучит, потому что у нее ни мужа, ни детей, ни животных. Нужно только судиться»
И всего такого – километры всемирной сети.
Ну вы поняли, какой контингент. Насмеялась до икоты, от души отлегло. Хватило даже решимости почитать блог N. Тут такое дело: с тем, что пишет умный человек, спорить трудно и незачем. Это и понятно только умным, коих в интернете меньшинство. И оно не читает противников, которые пишут без знаков препинания. Я бы с N согласилась в том, что публичному человеку с репутацией благотворителя надо бы думать головой, прежде чем решаться на такую оригинальную подработку. И в том, что сшибать деньги на процесс по интернету, тоже не лучший вариант. Да и в том, что опеку над Юлей Смирновой можно было не оформлять юридически. Ее временная инвалидность пройдет, а с тем, что квартирой распоряжается Санин, могут возникнуть проблемы. Дело лишь в том, что и сама N, наверное, не имела счастья защищать светлых, идеальных героев. Существуют ли они в природе, и если да, то с какого перепугу попадут под суд в качестве подозреваемых? И все же мне очень не хотелось бы, чтобы она заметила меня, написала хоть два слова о моих профессиональных качествах. Лучше пусть думает, что их нет вовсе, и не опускается до такого уровня. Вся надежда на адвокатскую этику и солидарность.
Я допила шампанское, закусила ликером. И попыталась сформулировать собственную позицию. А вот нет ее у меня! С какой стати я начну пылать и хотеть, чтобы чужие люди делали то, что мне нравится, или наоборот? Ни в коем случае! Самое умное, что я читала в своей жизни, – это слова Сартра: «Ад – это другие». Я бы уточнила: есть я и есть другие. Я с кем-то коротко сближаюсь, делаю выводы, чтобы потом отплыть подальше. И нет тут никаких пафосных принципов и, конечно, ноль желания об этом заявлять. Речь только о вкусах. А это самое важное и самое интимное. Касается всего. Скажем, Витя из тех людей, которым на миру и смерть красна, тем паче более приятные процессы. Может, у него без публики и не получается ничего. Ни секс, ни спасение. А моя приятельница Вика никогда не ест в кафе, ресторанах, даже в гости к знакомым, где застолья, старается не ходить. Говорит: «Я не могу есть, когда на меня смотрят. Сразу то кусок в горле застрянет, то чай из носа польется».
Но как же мне построить свою линию на суде? Там не останется ни одной уборщицы, которая была бы не в курсе подвигов Вити. Коллективное отвращение и негодование – такая кислотная среда, что в сочетании с поврежденной головой ветерана Санин станет злодеем номер один и таким же посмешищем. Я, возможно, тоже.
Я задумчиво опустила две пустые бутылки в мусорное ведро, ссыпала туда же корки от арбуза. Как-то незаметно он подошел к концу. Я поносила себя по квартире, как бочку, до краев наполненную водой. Для того чтобы уснуть, нужно пару часов ни о чем не думать, что мне хорошо удается, и кружиться вокруг туалета. Во мне сейчас идет омовение и очищение. Это самое полезное, считает мама. И только мы с нею знаем, что арбузным соком отлично стираются мозги, ополаскивается сердце.
Уснула я, как младенец. Но потом во сне мне явилась какая-то отмытая до стерильности суть. Она смотрела на меня глазами Вити, покрытыми сладкой глазурью и масляным блеском, тянула ко мне большие, добрые и липкие руки. Я бешено отбивалась, пинала ее ногами. И рвалась туда, где в темном углу неподвижно темнела спина в черной куртке с поднятым воротником. «Вадик! – ревела я в голос. – Посмотри на меня. Повернись, вытащи руки из карманов. Я слепну из-за того, что не вижу тебя».
Проснулась я совершенно трезвой и суровой. Кажется, мне все стало ясно. О себе. Остальное приложится.
На суд я приехала в черном платье, с каплей косметики на лице, той самой, которую трудно обнаружить под лупой или сильным объективом, но она открывает лицо, глаза, губы и выражения, как золотой ключик тусклую серую дверь, за которой сокровища и красота. Все было предсказуемо. Толпа у входа. Фанаты, плакаты, радостные журналисты. Атмосфера оживленности царила и в зале. Масса праздной публики. Люди уткнулись носами в свои гаджеты, понятно, что они там смотрели, обменивались впечатлениями.
