В общем, такая картина нарисовалась со слов Юли. Когда она оказалась в четырех стенах после своей достаточно бурной деятельности, то, конечно, затосковала в одиночестве. А у Виктора в тот момент возникла проблема с крольчонком, спасенным из контактного зоопарка. Домой ему его жена запретила приносить. Он и принес его к Юле. В общем, все было хорошо, пока кролик не достиг половой зрелости и не начал страдать. Не давал Юле спать по ночам. И Витя принял очень «мудрое» решение. Он принес ему крольчиху. Юле стало еще веселее, через положенное время пошли кроличьи дети. Юля взвыла. И Витя в тот печальный день мирно строил загончик на площадке, чтобы на время переселить туда кроличью семью. Это подчеркивалось в его показаниях: на короткое время, чтобы подыскать подходящий вариант проживания. Кисин налетел, орал про бандитов, которые захватили дом, требовал отнести кроликов на бойню, а затем выскочил и вернулся в подъезд с палкой. Стал размахивать ею над головой Виктора, угрожая также жизни кроликов. В целом показания Вити и Юли совпали.
– Ну Витя его и придержал, – сказала Юля. – А что было делать? Если бы я не на костылях, я бы сама наваляла этому Кисину. Витя не хотел его бить, себе дороже. Но он сильно брыкался. Пришлось его приложить башкой к стенке несколько раз. Вот я потом читала, что он принес страшные документы: сотрясение, раны, ах ты боже мой. А я в тот же день видела, как он вышел вон из того магазина, я вход в окно целый день вижу. Вытащил из сумки бутылку водки и пил из горла. Такой страшно больной.
– Картина ясна, – подытожила я задумчиво. – Совпадает с показаниями Санина. А что с кроликами?
– Их взял один фермер. Поклялся Вите, что они просто будут у него жить, пока он что-то не придумает. Но я, конечно, боюсь, что их пустят на мясо.
– Печально, – вздохнула я. – Это называется – спас одного кролика. Теперь мученическую смерть могут принять многие кроличьи дети. Тебе не кажется, Юля, что любая помощь должна быть более разумной, что ли? Я имею в виду и голову пенсионера.
– Так мы же от души. – Юля налила себе в чашку из-под кофе коньяк, выпила залпом и широко улыбнулась мне. – Хорошо сидим, да, Лиля?
– Без сомнения. А теперь попрошу тебя походить по квартире, что-то делать, я хочу снять видео для суда.
– Видео? – Глаза Юли радостно блеснули. – Подожди, я немного приведу себя в порядок.
Она вышла из комнаты минут через двадцать. На лице пронзительно яркий макияж, платье скользяще-сексуальное, обтягивающее. Постояла, опираясь на элегантную палочку, как в эротическом номере. И завиляла бедрами по кухне, затрясла чуть прикрытой грудью. Я сняла для смеха: дома посмотрю.
– А теперь, Юля, сходи умойся, надень какой-то халат-пижаму пострашнее, возьми костыли, наверное, они у тебя еще есть. И вспомни, как тебе было больно в самом начале. Как ты не могла чашку в руки взять, нагнуться, повернуться. И делай обратное тому, что я только что видела. Мучайся и страдай во имя свободы своего спасителя.
Главное для актрисы, даже от шеста, это команда режиссера. Юля легко вошла в другую роль, вполне натурально стонала и даже разбила пару чашек. На том мы и завершили наш маленький шедевр. Крупная, изломанная фигура в растянутой майке угрюмо-серого цвета стоит посреди кухни. Руки отчаянно вцепились в уродливые костыли, под ногами осколки в луже кофе, на бледном, искаженном от боли лице отчаяние: она не может нагнуться, повернуться в этом своем крошечном закутке.
– Снято, – сказала я голосом маститого режиссера. – Спасибо. До связи. А я еще зайду к нашему истцу по делу. Надеюсь, он дома, не хочу звонить. Эффект внезапности. Может, получится на чем-то подловить.
– Дома, конечно, – хохотнула Юля. – Куда ж он денется, придурок. Наверное, сейчас лежит на полу, подслушивает, о чем мы говорим.
Я даже не заметила, как доехала до своего дома из этой обители враждующих и страдающих сторон, хотя она практически на другом конце Москвы. Так я была погружена в размышления. Задумчивость стала моим постоянным спутником с тех пор, как я углубилась в свое второе в жизни дело. Первое было о несостоявшейся квартирной краже. Злоумышленник был схвачен соседом, едва переступив порог… Подготовка заняла тридцать минут.
Что сказать об Илье Кисине, жертве моего подзащитного и агрессоре на пути вольных людей и зверей? У него точно такая же тесная квартира, как у Юли, стены и пол пропускают любой звук, даже разговоры нормальным голосом. Что тут говорить о музыке или криках. В квартире – тоскливый, душный, какой-то сивый полумрак. И сам Кисин оказался грузным неопрятным стариком с одышкой и маленькими глазками, в которых я увидела не азарт преследователя, а скорее загнанность и отчаяние. Он никак не ожидал, что история получит такую огласку. Все друзья и коллеги Виктора рванулись сюда разоблачать замыслы косного ретрограда. В одной газете его даже обвинили в том, что он хочет прибрать к рукам квартиру Юли. Якобы он ей намекал, чтобы она поменяла московскую квартиру на какую-то деревенскую развалюху его единственной родственницы. Собственно, и я пришла за тем же: подловить на чем-то. Но покрутилась на грубо сколоченном твердом табурете и поняла, что надо валить отсюда поскорее. Это все даже не забавно.
– Илья Григорьевич, – спросила я у него. – А почему вы не хотите мирового соглашения? Вы бы получили компенсацию. Простите, но мне кажется, вам она не помешает. Сумма обсуждается. Виктор Санин публично принесет извинения. И все займутся своей жизнью – без судов, тюрем и накаленной обстановки, в которой возможны лишь следующие конфликты. Или мы можем обсудить такой вариант?
– Ни за что в жизни! – Кисин побагровел и нелепо взмахнул короткими руками с бледными ладонями больного человека. – Чтобы эта сволочь откупилась за то, что лишила меня здоровья? Чтобы он завтра радовался моему унижению? Да я готов до конца дней питаться водой с коркой хлеба, только пусть этот негодяй и преступник сидит в тюрьме. И ты, девушка, с ними заодно, я сразу понял, когда услышал, как вы щебечете с этой проституткой. Такие сейчас адвокаты. Все за деньги. А то, что преступник на свободе будет совершать другие преступления, это как?
– Не волнуйтесь так. – Я встала и даже мило улыбнулась. – Все не так страшно. Суд, как говорится, разберется. А я имею право верить в лучшие качества своего подзащитного. Я вообще верю в силу раскаяния.
Дома я посмотрела видео с Юлей и то, что тайком записала в квартире Кисина. И не вздохнула, а почти взвыла. Ох, папа, ты мой герой! Почему ты не выбрал профессию, к примеру, шлифовщика алмазов? Я бы во всем пошла по твоим стопам. И сейчас изобретала бы чудесные украшения, сама бы любовалась и другим дарила радость. Я бы хотела видеть только радостных, счастливых и здоровых людей. Я бы хотела, чтобы они были красивы.
До вечера я просто валялась в кровати, смотрела сериал «Пуаро», ела колбасу, сыр, орешки и запивала их колой. Цеплялась за легкомысленные идеи типа: я в любой момент могу бросить, что захочу. Хоть дело, хоть профессию. Мне не придется, как Кисину, питаться водой с корками. А ночью села к компьютеру и обнаружила письмо от приятельницы. В нем были какие-то ссылки. Я открыла сдуру… Елки, ночи конец. Скучному делу конец. Там такое…
