– Ты живешь один? – спросил Валера.
– Теперь, когда маму перевез, – да.
– Слава, – Валера задушевно взял меня за локоть, – я был в твоей ситуации, понимаю все трудности. Знаю, как важен любой регулярный, самый маленький доход. У меня к тебе еще одно предложение. Но это не для огласки и договора. Это в любом случае должно остаться нашей тайной, согласишься ты или нет. Короче, у меня есть жена и любимая девушка. Мы с ней даже появляться в публичных местах не можем. Ты же понимаешь – с моим именем. И встречаться нам негде. Я снимал квартиру, жена выследила. Короче, меня устроили бы оговоренные и оплаченные часы в квартире друга, когда тот на работе. И такого друга до сих пор у меня не было.
Я согласился не из-за денег. Просто не смог отказать человеку в таком драматичном положении. Любовь. Никто не застрахован. В том, что любимой девушкой является Птичка, я даже не сомневался. У Валеры просто времени не было на кого-то еще.
В день их первого свидания в моей двухкомнатной квартире у Измайловского парка я с утра забросил Валере дубликат ключа от входной двери, подробно объяснил, как ехать, написал код домофона.
– Соседи по площадке днем дома? – спросил он.
– Тетя Маша из квартиры рядом дома, когда не выходит в магазин. Надя и Толя из квартиры напротив работают, но у них бывают выходные на неделе. Я подумал: если спросят, кто вы, говори, что мои родственники. Приехали из Подмосковья на обследование в больницу. Будете заходить – отдохнуть, чаю выпить.
– Умница, – хохотнул Валера. – Не бойся, не подведу. Воображение у меня хорошее, с людьми умею общаться. Сумма прописью будет лежать в тумбочке у кровати. Есть тумбочка?
– Да. Как чувствовал, что именно для этого пригодится.
– Люблю твое чувство юмора, – заключил Валера.
Накануне вечером я как мог убрал в квартире, утром поменял постельное белье. Открыл почти пустой холодильник: две пачки пельменей, кусок колбасы и бутылка минералки. Но вопрос угощения не обговаривался. Если они еще и есть собираются, пусть возят с собой.
Валера позвонил мне на работу часов в семь. Голос был расслабленный:
– Мы ушли, Слава. Все прошло ок. Соседей не встретили. Спасибо тебе. Можешь возвращаться домой. Насчет следующего раза договоримся. Извини, убрать не успели.
– Да ладно, – сказал я.
Интересное кино получается. Теперь мне будут говорить, могу ли я ехать домой. Ничего страшного, конечно. Даже наоборот. Я почувствовал себя свободным. Хорошо человеку, которого дома не ждет ревнивая жена, а между делами не надо тащить в чужую квартиру истеричную и наверняка тоже ревнивую Птичку.
В тот вечер моя квартира встретила и меня, как постороннего. Незнакомый дух, две чужие бутылки из-под вина. Одна пустая, в другой что-то плещется. Тарелки с остатками еды. Кровать со смятым бельем, в тумбочке две бумажки. Моя мама ни за что не поверила бы мне, если бы я сказал, что за день два раза поменял постельное белье. Теперь придется тащиться в прачечную. Но я, само собой, никогда не назову маме причину. Сам не знаю, почему мне было так неприятно. Люди знакомые, симпатичные, чистоплотные. Я – не самый брезгливый человек. Просто непростое это ощущение: у тебя перед глазами чья-то вывернутая наизнанку жизнь. Ничего, привыкну. Я открыл все окна настежь, допил вино из их бутылки и доел королевские креветки, которые остались в кастрюле. Долго мылся, как будто смывал чужую любовь. Вырубился в ту ночь быстро, проснулся с мыслью: а не хочу я, чтобы они сюда ходили. Оно мне надо? И тут позвонил Валера:
– Доброе утро, Слава. Ну как, все в порядке?
– Да есть последствия, – промямлил я. – В смысле пришлось убирать.
– Так мы же все живые, взрослые люди, – объяснил Валера. – Но в принципе все нормально? Уговор в силе?
– Конечно, – сказал я.
– Отлично. Скажу тебе, когда следующий раз.
Проблемы начались очень скоро. Как-то вечером, когда я открывал дверь квартиры, вышла соседка тетя Маша.
– Слава, должна тебе сказать. Я просто не знала, что делать. К тебе тут люди ходят.
– Да, это мой дядя с дочерью из Подмосковья. Она обследуется в московской больнице, они тут отдыхают.
– Да, он мне так и объяснил. Но дело в том, что сегодня девушка сильно кричала.
– То есть как? Ругалась, стонала, плакала?
– Я даже не поняла. Вроде все вместе. Я испугалась. Даже позвонила в дверь: может, ей плохо, нужна помощь. Но они не открыли. Недавно вышли, нормально пошли к машине. Я не стала спрашивать. Но, думаю, Славе надо сказать.
– Правильно, что ничего не сказали им. Деликатная ситуация: человек болеет. Я уточню. Спасибо.
Уточнять я, конечно, ничего не стал. Подумал и решил, что Птичка и в любви переигрывает. Крики и стоны страсти. Не своя квартира, не свои соседи: ори – не хочу.
Вот с этого момента вечер, так сказать, перестал быть томным. Я даже во время работы не мог выбросить из головы мысль о том, что они еще у меня там учудят. Готовился к разговору с Валерой и обреченно понимал, что он меня уболтает, заставит признать: у нас нет выхода. Именно так: у нас. Не то чтобы я самый слабый человек, но лидерство Валеры признал сразу, по умолчанию. Наверное, в нем и в самом деле было какое-то величие как наследство даровитого предка. Других особых талантов я в нем так и не обнаружил. Его пьесы, режиссура, статьи – все это было на уровне приличного графоманства. А человек необычный, точнее не выражусь. Но даже в страшном сне мне не могло присниться, насколько необычный.
Вскоре меня вечером поджидали уже все соседи с площадки.
– Старик, – сказал спокойный увалень Толя, – может, ты не в курсе. Но с твоими родственниками что-то происходит. Девушка так вопила и убивалась сегодня, что у меня мороз по коже. Полицию в твою квартиру я, конечно, не стал вызывать, но дверь чуть не вышиб. Тетя Маша говорит, что она от чего-то лечится. Ты не знаешь, от чего именно? Если, к примеру, что-то серьезное и психическое, то как бы они нас всех не спалили. Ты понимаешь, о чем я? Мы не лезем в чужие дела. О себе заботимся.
– Понимаю, конечно, – постарался беззаботно сказать я. – Нет, не психическое. Подозрение на опухоль, знаете, как это бывает. Люди нервничают. И я забыл сказать вам самое главное. Таня – актриса в самодеятельном театре. Скорее всего, они просто репетируют ее роли. Чтобы отвлечься от болезней. Но я обязательно уточню.
– А, – протянул Толя. – Тогда другое дело. Театр – это может быть. Похоже. И как ее там терпят. Это же ужас что такое.
Я и после этого долго не мог решиться на разговор с Валерой, понимая, что начнутся интимные подробности, которые мне сто лет не нужны. Но тут случилось вот что. Как-то вечером стал, как нанятый, менять после них белье на кровати и обнаружил на простыне откровенные пятна крови. Меня бросило в дрожь. Вдруг тут садо-мазо, и это в лучшем случае? Что в худшем? Да двойной суицид могут репетировать свихнувшиеся психопаты. У них же ни выхода, ни будущего, как он мне не раз говорил. Но я тут при чем? Я подписывался на скромную подработку, а не на такой страх божий. Мама может приехать, мне надо хотя бы ради этого со всем покончить.
