К вечеру я перестала размышлять о возможных муках или смерти Наташки. Меня охватило страшное беспокойство за Георгия. Я знаю этот тип сильных и властных мужчин, которые так хорошо умеют расправляться в первую очередь с собой. Я должна его увидеть. Что за ерунда – все эти полицейские предосторожности. Я позвонила по его домашнему телефону. Он поднял трубку. Я повесила. Через час я звонила в дверь квартиры Марковых. Георгий открыл не сразу. Выглядел он нормально. Но посмотрел такими больными, измученными глазами, что мне стало ясно. Это беда.
Мы прошли в кухню, он сварил кофе. На какие-то минуты показалось, что все не так уж страшно. Что мы вместе выплывем из этой истории: как-то все решится. Даст бог, без жертв и в наших интересах.
Георгий даже обнял меня, порывисто притянул к себе, как после долгой разлуки. Посмотрел в лицо нежно, страстно и горько. Но вдруг опустил руки.
– Я не хотел тебя посвящать. Но чувствую, что сам не справляюсь. Пошли.
В его кабинете был включен компьютер, открыта электронная почта. Там входящие письма со скрытым адресом без темы, но с прикрепленными файлами. По нескольку в день. То были видео. Георгий открывал их одно за другим. Меня била нервная дрожь, но я изо всех сил заставляла себя смотреть и даже пытаться что-то анализировать.
Все видео очень темные. Везде деревья, кусты, ямы и комья земли. Высокий мужчина с лопатой роет яму. Дальше, как в случайно схваченных кадрах появляются то голова с длинными волосами, то рука, голая нога, крошечное завернутое тельце, ручка…
– Хватит! – я вскочила и выключила компьютер. – Кто-то страшно над тобой издевается. Я немного разбираюсь в снятом материале. Георгий, это не оригинальная съемка. Это нарезка из старых криминальных хроник. Неужели ты не видишь, что это не ты? И потом: какой ребенок? Он же не родился!
– Ребенок мог родиться и тогда, преждевременные роды. И я не вижу того, о чем ты говоришь. Может, ты и права, но я должен сам убедиться. Да, я буду это смотреть, пока не пойму.
– Но как ты объясняешь сам факт подобной съемки, если допустить подобный невероятный поворот?
– Объясняю. К примеру, кто-то меня накачал наркотиком, довел до исступления, наблюдал за всем, что происходило. Затем поехал за мной, все снимал. Для шантажа, зачем еще. Не такой редкий ход. И я хотел бы, чтобы этот человек, наконец, появился. Чтобы я сам узнал все. Да, конечно, я заплатил бы, сколько скажут. Мне просто нужно все знать. Чтобы как-то жить.
– У меня предложение, – постаралась я сказать очень спокойно. – Разреши все это показать хорошему частному детективу. Это мой приятель и могила в смысле секретов. Он с этим быстро разберется. Ты получишь не только список материалов, из которых сделана нарезка, ты получишь и автора. Мы его получим.
– Только не сейчас, – решительно сказал Георгий. – Я заказал самую сильную экранную лупу. Мне нужно еще немного времени. Есть детали, которые могу увидеть или не увидеть только я.
– Хорошо, – кивнула я. – Гоша, у меня от этого всего все в горле пересохло. Пожалуйста, сделай очень горячий чай, выдави в стакан весь лимон. И сам глотни.
Он ушел, а я быстро переслала пять писем на свой адрес, благо я у него в главных контактах.
Как же мне не хотелось оставлять его в тот вечер. И он отрывал меня от себя, как будто нас растаскивали в разные стороны палачи перед казнью. У моего сильного Георгия были слезы в глазах. Но он заставил меня уйти.
– Я с этим справлюсь. Я пойму. Нет ничего на свете, чего я хотел бы сильнее, чем тебя. Чем счастья – закрыться с тобой в одной квартире. Остаться навсегда. Но в этом и мой страх. Когда мне отключили разум, не совершил ли я преступления ради фанатичной мечты. Верь мне: я разберусь. Невозможно, чтобы с нами поселилось мое преступление.
Он мягко выставил меня и захлопнул дверь. В ту же ночь я все переслала Сергею. На следующий день к вечеру он привез полный отчет.
Все ролики слеплены из нарезки старых выпусков криминальной хроники. Список использованных материалов прилагался. Отправляют это прямо из монтажной «Останкино». Пользовались ею за последнюю неделю многие, в том числе и сотрудники, партнеры проектов Георгия Маркова. Работал там и агент по пиару Натали Вин Костя Сорокин. Именно его не удалось сегодня обнаружить ни дома, ни в офисе, ни на ТВ. Телефоны были недоступны. Сергей выяснил, что у него, кроме дачи, где его тоже не оказалось, есть маленький домик, доставшийся ему недавно по наследству, на границе Московской и Ярославской областей. Туда и отправилась оперативная группа со следователем, который открыл дело по факту исчезновения певицы.
У меня тряслись ноги и руки от возбуждения, предчувствия открытий и спасения. Телефон Георгия не отвечал. Было уже два часа ночи. Наверное, спал.
– Сережа, – взмолилась я, – поехали к нему. Разбудим, будем звонить, стучать. Все может решить одна минута.
И мы приехали. Звонили, стучали. Я отчаянно колотила в дверь кулаками и каблуками. Мне казалось, мои руки и ноги окровавлены. А сердце парализовал страх.
Сережа взглянул на меня и решительно достал что-то похожее на перочинный нож. Он довольно быстро открыл замок. Во всех комнатах квартиры горел свет. Георгий сидел за столом в кабинете. Он выстрелил себе в висок из пистолета, купленного для самообороны после грабежа. Только поздно утром, после всех процедур следствия, опросов и подписанных бумаг, я добралась домой в черных струях непоправимого несчастья. И прочла записку, которую Сережа взял со стола и положил в мою сумку. «Прости, Эмилия, любовь моя. Я не справился».
Наташку с Сорокиным нашли в той избушке. Они довольно бодро рассказывали, что хотели, чтобы изменник муж не просто страдал, но и понял, что такое поведение следует компенсировать жертве – жене. Они просто не успели выйти с ним на связь и назвать сумму компенсации. Идея принадлежала, конечно, Сорокину. В тот день затянувшегося скандала Наташка позвонила ему, он и явился сразу с идеей и кокаином, который подсыпал в чай, кофе и еду Георгия.
Следователь сказал мне, что только я могу потребовать возбуждения уголовного дела по статье «Доведение до самоубийства». Доказательства у меня есть. Я отказалась без размышлений. Если бы это могло вернуть Георгия, я бы прошла через все. Но его нет, а трепать его память в контакте с этими грязными мерзавцами на потеху широкой публике я не хотела.
У меня было главное дело. Мне нужно было переплыть свое горе, проститься, понять, что любовь не уходит совсем. Просто выжить. Я работала, ездила, говорила с людьми, читала, но на самом деле мы все время были только вдвоем – я и Георгий.
Через два года я приехала на фестиваль песни в Юрмалу. Шла вечером сквозь нарядную толпу, и вдруг взгляд просто выхватил их: Наташку, Сорокина и няню, которая везла за ними младенца в пестрой коляске. Хотела пройти, будто не заметила. Но голос Наташки громко меня окликнул:
– Миля! Сколько лет не виделись. Ты меня не узнала?
Как ей сказать. Я узнала ее. Богатую наследницу, которая напялила и нацепила на себя все, что ей не идет и что сразу забраковал бы умный продюсер. Я узнала девочку из детства, один глаз которой косил, выдавая скрытую хитрость и зависть. Я узнала оскорбленную жену, которая встала на путь убийственной мести, что привело ее к тому, чего требовала самая примитивная алчность. Я не узнала только талантливую певицу Натали Вин. Она была убита тем выстрелом из пистолета Георгия.
