Коркоран приходил в отчаяние. После Луизон Бабер был для него драгоценным помощником.
— Государь, — сказал вдруг Бабер, — я слышу топот двух скачущих лошадей, впряженных в какой-то экипаж. Теперь все спасено: это, несомненно, один из провиантских фургонов вашей армии. Предоставьте мне действовать, а сами скройтесь поблизости за деревом и приблизьтесь только тогда, когда я вас позову.
Шум становился все явственнее. Когда повозка была уже в сорока шагах от индуса, он со стоном крикнул изо всех сил:
— Кто хочет заработать две тысячи рупий?
Тотчас же экипаж остановился и из него вышли два человека, вооруженные с головы до ног.
— Кто говорит о заработке двух тысяч рупий? — спросил один из них, держа в руке длинный пистолет.
— Ваша милость! Я смертельно ранен. Поднимите меня, отвезите в безопасное место и я вам заплачу, когда мы будем в лагере.
— Где же эти рупии?
— В моей палатке, в лагере магараджи.
— Этот плут только потешается над нами, заставляя нас терять драгоценное время!
С этими словами говоривший направился к повозке вместе со своим спутником. Тогда Бабер крикнул:
— Ко мне, государь магараджа!
В тот же момент Бабер, бросившись к лошадям, схватил их за повода.
Говоривший с Бабером человек выстрелил, но ловкий индус моментально пригнул голову, и пуля пролетела мимо, не задев его головы.
Подскочивший Коркоран крикнул громовым голосом:
— Ни с места, подлые негодяи!
При этом давно знакомом голосе оба задержанные, распростершись на земле, воскликнули:
— Государь! Наша жизнь в твоих руках! Что изволишь приказать?
— Сложите оружие! — крикнул магараджа.
Оба быстро исполнили приказание.
Коркоран зажег спичку и, поднеся ее к самому лицу пленников, с изумлением увидев, что один из них его генерал Акбар, спросил.
— Куда же ты отправлялся?
Акбар упорно молчал.
— Я вам все расскажу, государь, — сказал тогда Бабер.
— Акбар дезертировал и теперь ехал в английский лагерь.
— Это ложь! — пробормотал Акбар.
— Изменник! Предатель! А ты?
Спутник Акбара, не менее напуганный, чем его начальник, отвечал:
— Государь! Я только простой офицер и вынужден был повиноваться генералу.
— Бабер! — сказал Коркоран. — Свяжи им поскорее руки и ноги и брось их на дно фургона. Участь их решена будет военным судом.
Бабер быстро выполнил приказание, и изменники, понятно, не осмелились сопротивляться, так как, глядя на Коркорана и Луизон, у них кровь застывала в жилах.
— А теперь вперед и во весь опор! — сказал магараджа. — Надо быть в лагере через час, а в полдень напасть на англичан, так как к шести часам вечера мы должны отмстить за смерть Скиндии и Гарамагрифа. Не так ли, моя дорогая Луизон?
XXVIII. Последнее и ужасное сражение
Трудно представить себе, с каким восторгом весь мараттский лагерь встретил магараджу. Если офицеры дрожали за себя, предчувствуя опасность, которой могла подвергнуть их отчаянная отвага магараджи, зато солдаты преклонялись перед ним, глубоко убежденные, что он десятое воплощение Вишну, и были убеждены в своей непобедимости, но только тогда, когда магараджа во главе их.
Коркоран, окружив себя солдатами, сказал:
— Изменники и гнусные трусы распространили слух о моей смерти. Но я жив, покровительством Вишну, чтобы побеждать и наказывать.
Вы готовы были смело сражаться, но вам приказывали ваши начальники убегать, подавая вам пример бегства. Отныне у вас не будет других начальников, кроме меня.
Мы завтра утром снова ринемся в бой. Клянусь ослепительным Индрой, что всякий, пытавшийся бежать, будет безжалостно расстрелян.
Вместе с тем клянусь Индрой, что всякий офицер или солдат, овладевший неприятельским знаменем или пушкой, будет в тот же день произведен в земиндары и получит сто тысяч рупий.
Что касается меня, под всемогущим покровительством Сивы, я буду врезываться в толпу варваров, как коса в густую траву, и всюду распространю ужас смерти.
Все закричали: «Да здравствует магараджа!», и все твердо уверены были в победе.
Около восьми часов утра приметили авангард английской армии, приближавшийся в стройном порядке.
Коркоран, объехав ряды мараттов, сказал:
— Пусть каждый смело делает свое дело, тогда я ручаюсь за успех!
Хотя англичане наступали в отличном порядке, но местность, по которой они проходили, представляла громадные затруднения, так как вплотную к обеим сторонам дороги примыкали болота. Коркоран, заранее изучивший поле сражения, умел воспользоваться этим преимуществом. Его артиллерия помещена была им как раз против единственной дороги, по которой возможен был проход к лагерю. Позади артиллерии находилась многочисленная пехота, предназначенная оказывать помощь артиллерии.
Что касается самого Коркорана, во главе шести полков кавалерии и восьми полков пехоты он с изумительной ловкостью, незаметно для англичан, войдя в камыши, обошел кругом болото и очутился в тылу английской армии. В то время как его артиллерия преграждала путь англичанам к лагерю, вырывая метким и частым огнем громадные ряды из английской армии, магараджа врезывался со своей кавалерией в центр английской армии, как нож в масло, и маратты, возбуждаемые его примером, оказывали чудеса храбрости.
Луизон, спокойно и медленно выступая вправо от Коркорана, теперь уже, очевидно, не в силах была выносить вида красного мундира и каждый раз, когда близко от нее очутится красный мундир, с яростным остервенением рвалась вперед. Коркоран с громадным трудом ее сдерживал. Но вдруг она рванулась вперед и в несколько секунд задушила пять английских офицеров, точно умея отличать офицера от солдата.
Между тем англичане, в первые минуты пришедшие в смятение от такого неожиданного обходного движения и стремительного натиска магараджи, вскоре опомнились и сомкнулись в стройные ряды.
Барклай, узнав Коркорана и решив, что только гибель последнего может дать ему, Барклаю, победу, тотчас приказал пятидесяти самым отборным всадникам следить за Коркораном по пятам и во что бы то ни стало, окружив магараджу со всех сторон, обязательно убить его.
Расчёт Барклая был, безусловно, верен. Раз не станет Коркорана, маратты, одушевленные только его присутствием, тотчас обратятся в бегство, и тогда победа Барклая несомненно обеспечена. Во главе этих пятидесяти всадников был он лично.
Его план удался бы, но он забыл о Луизон.
Тигрица тотчас поняла его маневр и убедилась, что задумали во что бы то ни стало окружить ее друга. Сообразив это, она громадным прыжком очутилась среди этих пятидесяти всадников, уже окруживших магараджу, отчаянно рубившего палашем направо и налево, пытаясь вырваться из охватывавшего его стального кольца.
