На следующий день, в назначенный час, английская пехота двинулась в путь. Около тридцати гусаров, с большим трудом сохранившие своих лошадей, служили этой армии разведчиками.
Действительно, около шести часов армия Спальдинга остановилась в пятистах шагах от армии мараттов, из которой часть выстроена была в боевом порядке, а другая часть разместилась всюду кругом застрельщиками.
Сэр Джон Спальдинг, всегда неуклонно соблюдавший свои три пункта военной тактики, осыпал залпом картечи кавалерию Коркорана, которая в полном порядке отошла и стала под защитой маленькой рощи, тут же рядом с лагерем, выжидая дальнейших приказаний. Артиллерия мараттов довольно слабо отвечала на огонь английской артиллерии и точно обескураженная скрылась в небольшой лощинке. Впрочем, эта артиллерия, весьма незначительная по сравнению с числом войска, могла быть легко взята, несмотря на кустарники и другие естественные препятствия, служившие ей защитой.
— Вот как раз удобный момент напасть на эту сволочь штыками.
— Остерегитесь! — воскликнул перебежчик Узбек. — Вы совершенно понятия не имеете о магарадже.
Сэр Джон, закрыв свою зрительную трубу и взглянув на афгана с невыразимым презрением, ответил:
— Не в моих привычках спрашивать у кого-либо совета. Чорчиль, прикажите Гиглэндерам наступать.
Чорчиль поспешил выполнить приказание.
Тотчас послышались звуки шотландских волынок и рожков. Здоровенные и бодрые шотландцы с голыми ногами шли медленно и в стройном порядке точно на параде и начали взбираться на холм, где их поджидал главный отряд мараттской армии.
Ужасающее безмолвие царило на поле сражения. Как мараттская, так и английская артиллерия не стреляли; первая уступила свое место пехоте, а другая оставалась невидимой.
Когда Гиглэндеры были уже в десяти шагах ото рва, вырытого по приказанию Коркорана у склона холма, магараджа, выхватив из ножен палаш, крикнул:
— Стрелять!
В ту же минуту тысяча пятьсот человек мараттов, лежавших на животе и скрытых кустарниками, вскочив на ноги, дали общий залп. В то же время две батареи мараттской артиллерии, скрытые в кустарнике и состоявшие каждая из двадцати пяти пушек, произвели залп в пятидесяти шагах от Гиглэндеров, осыпая их картечью с тыла и с боков. В течение пяти минут колонна шотландцев была уничтожена на три четверти. Однако оставшиеся невредимыми шли вперед с поразительной неустрашимостью и, перейдя ров, опрокинули мараттов, охранявших его, продолжая идти к верху холма.
Но там их ожидал новый враг. Мараттская артиллерия, скрывшаяся в лощину в начале сражения, внезапно выступила по приказанию Коркорана вперед на прежнюю позицию и открыла убийственный огонь по шотландской колонне, из которой по прошествии нескольких минут осталось всего пятьдесят человек, вынужденных сдаться в плен.
Преисполненный отчаяния сэр Спальдинг видел уничтожение его отборной, образцовой пехоты, но помочь им не мог, так как мараттская артиллерия обстреливала все подходы к холму. Генералу Спальдингу пришлось подумывать об отступлении, а магараджа, находя, что центр английской армии разбит, отдал приказание кавалерии развернуть фронт вдоль флангов английской пехоты и отрезать ей отступление. Испуганный Спальдинг приказал отступить немедленно, и маратты восторженно кричали от радости, так как это было первым примером, чтобы индусская армия видела бегство перед собой английской армии, совершенно равносильной ей по численности.
Восторг индусов был представлен, и все солдаты кричали:
— Это Вишну! Это божественный Сива. Это сам Рама, снова воплотившийся для защиты своего народа против этих белолицых варваров с рыжими бородами.
Но Коркорану не до того было, чтобы слушать эти похвалы. Он стремился только к тому, чтобы возможно скорее покончить с Спальдингом. Магараджа послал свою кавалерию по разным боковым дорогам, приказав во что бы то ни стало опередить английскую армию Барклая и по дороге нагромождать всякие препятствия, чтобы не дать им возможности спастись бегством и, кроме того, насколько возможно, оттеснить англичан от Нербуды. Сам же он с пехотой отправился преследовать Спальдинга и беспокоил его своей полевой артиллерией.
Однако тот, кто убегает от смерти, всегда имеет более шансов, чем тот, кто его преследует, так как думает только об одном бегстве, а тот, кто преследует, отвлекается и другим.
Так и произошло в данном случае.
Мараттская кавалерия на ночь остановилась, чтобы дать отдохнуть своим лошадям, а английская армия, не останавливаясь, шла всю ночь по направлению к Нербуде, где ее ожидала флотилия, которая должна была согласовать все свои действия с движениями английской армии. Рано утром Коркоран, которому всюду приходилось распоряжаться и все выполнять одному, за невозможностью найти дельных помощников поневоле очень часто запаздывал и только теперь бросился преследовать неприятеля.
Но было уже поздно. Спальдинг уже успел соединиться с флотилией, и его войско начало садиться на суда, как раз в тот момент, когда настиг их Коркоран с мараттской армией и атаковал англичан. Испуганные англичане оставили на берегу громадную добычу, полторы тысячи пленных, почти всех своих раненых и всех изменников, присоединившихся к ним несколькими днями ранее. Между этими изменниками был и афган Узбек. Успевшие сесть на суда поплыли вдоль Нербуды, бросив на поле сражения своего генерала, которому ядром оторвало голову в ту минуту, когда он хотел поместиться на корабле.
Подойдя к трупу Спальдинга, Коркоран сказал:
— Бедный джентльмен! Конечно, он далеко не был Цезарем и Аннибалом, а все же жаль беднягу!
После того он приказал привести к себе пленных и чрезвычайно великодушно отнесся ко всем англичанам. Что касается изменников, он никому не дал пощады.
— Почему ты мне изменил? — спросил он Узбека.
— Помилуйте, пощадите, государь! — воскликнул Узбек.
— Немедленно расстрелять его! — приказал Коркоран.
Таким же точно образом он распорядился по отношению к другим девяти изменившим ему земиндарам, сказав при этом:
— Чем выше был поставлен изменник, тем строже и примернее должно быть его наказание.
После этого он передал командование армией одному из своих генералов, а сам поспешил в Бхагавапур, зная, что всюду, где его не было, дела всегда шли плохо. Луизон и Гарамагриф, так превосходно ему послужившие, получили дозволение сопровождать его.
XXIV. Тронная речь. Сита в плену
Коркоран прибыл в Бхагавапур накануне того дня, когда назначено было открытие заседаний законов дательного собрания. По редкому, исключительному счастью ему пришлось объявить своему народу только о ряде блестящих побед; хотя, впрочем, опасность была еще весьма велика; но как прежние, так и настоящие победы давали надежды на лучшее будущее.
В семь часов утра, так как вследствие невыносимой жары заседания обязательно оканчивались в десять часов утра, он подъехал с Ситой и с Рамой, сидя на Скиндие, и открыл заседание по установленному церемониалу.
