Между тем Коркоран заметил, что Луизон, смышленость которой и чутье были ему так хорошо известны, обнюхав тщательно немца, держалась от него подальше. Он вспомнил, что она не любила вероломных и изменников. Наконец приехали во дворец. При виде этой новой семьи все служители испускали крики ужаса, и даже Сита испугалась и, взяв на руки Раму, прислонилась к Скиндие. Ее с трудом успокоил Коркоран.
Однако против всякого ожидания один только малютка Рама нисколько не испугался. Он смело и весело подошел к Луизон и приласкал ее своей ручонкой точно, как будто он уже давно был знаком с ней. В свою очередь тигрица, нежно полизав лицо пальчика, представила ему своего сына, догадавшегося подобрать внутрь когти лап, так что мог нежно погладить руку мальчика, разыгрывая роль старшого брата, ласкающего младшего.
— Вот Луизон, узнаешь ли ты ее, Сита? — сказал Коркоран. — Сегодня я еще раз обязан ей сохранением жизни. Если бы не она, этот здоровенный верзила неизбежно растерзал бы меня. Зовут его Гарамагриф. А вот их сын, веселый и игривый, возится с Рамой, если желаешь, назовем его Мусташ? Но теперь, так как крестины окончены, пойдем ужинать.
Последствия вполне оправдали это счастливое начало. Рама и его товарищ, маленький тигренок Мусташ, сделались вскоре неразлучными друзьями. Они около Луизон и под ее надзором играли между собою. Этот надзор оказался весьма необходимым, так как Рама, плохо дисциплинированный, чувствуя себя инстинктивно сыном царя, всегда склонен был повелевать. Со своей стороны Мусташ, чувствуя себя инстинктивно сыном тигра, не желал повиноваться, так что Луизон с неимоверным трудом поддерживала между ними мир и усмиряла их.
Однако у Луизон были еще и другие причины беспокойства.
Читатели, верно, помнят, при каких условиях она два года тому назад рассталась с Коркораном. Ее уход вызвал жестокую ссору ее со Скиндией, и она еще не забыла немножко неблаговидные выходки слона против нее. С другой стороны, Гарамагриф унес в зубах кусок хвоста слона, который, в свою очередь, чуть было не убил Гарамагрифа, бросив в него громадный камень. Как отнесутся друг к другу эти двое опасных и грозных воина? Какова бы ни была власть и влияние на них Коркорана, даже он не в силах будет помешать кровавой битве между этими двумя смертельными врагами!
Если кто-либо удивится, что я в своем рассказе отвожу так много места животным, совершенно забывая о герцогах, маркизах, графах и великих князьях, которыми изрядно переполнен мир, я осмелюсь заявить, что мои герои, несмотря на то что шествуют без сопровождения труб и барабанов, не менее интересны, как парадирующие во главе блестящих полков, и их страсти более эффектны и пылки. Я пойду еще далее этого. Я скажу, например, что Скиндиа своей важной солидностью, достоинством, безмолвием, хладнокровием, невозмутимостью и необъятным хоботом, который, в сущности, есть не что иное, как несколько более удлиненный нос, имел изумительное сходство со многими из этих благородных и великих личностей, решающих судьбы царств и народов. Между тем Луизон, стройная, изящная, легкая, отважная, до такой степени преданная друзьям, могла бы послужить образцом многим высокопоставленным знатным дамам и, несомненно, имела столько же ума и здравого смысла, сколько эти дамы. Своей силой и порывистым натиском она превосходила всех начальников кавалерии как древних, так и новых времен, и если бы только она обладала даром слова, то так же мастерски умела бы командовать, как Мюрат и Блюхер.
В чем же вы меня упрекаете? Неужели мы имеем право быть настолько уверены в нашем превосходстве над всеми другими твореньями природы, что никакая другая история о животных нам не нравится, за исключением нашей собственной? Да! Смело скажу! Я предпочитаю тигра человеку! Тигр красив, силен; он воздержан и не развратен; у него мало друзей, но он их осмотрительно выбирает и не рискует изменить им или испытать на себе их измену. Он никому не льстит; любит уединение, как и все знаменитые философы; он ненавидит рабство по отношению к себе самому и никогда никого не принуждал быть у него в рабстве. Словом, это одно из самых благородных творений Бога!
О каком человеке, за исключением моего читателя, возможны были бы подобные похвалы?
VI. Как был уличен доктор Рускерт
Письмо Георгия Вильяма Дублефас, эсквайра, начальника тайной полиции в Калькутте, к Лорду Генри Браддок, генерал-губернатору Индостана.
Бхагавапур, 15 февраля 1860 г.
Милорд!
Гонец, имеющий передать вам это письмо, человек надежный, и я отвечаю за его верность.
Согласно приказанию вашего превосходительства, я отправился в Бхагавапур и явился во дворец так называемого магараджи Коркорана, с рекомендательным письмом сэра Самуэля Баровлинсона, которым ваше превосходительство изволили меня снабдить. Под именем доктора Сципиона Рускерта Иенского университета я без труда проник к капитану Коркорану, который вначале, надо признаться, принял меня чрезвычайно недоверчиво, но эта недоверчивость, по-видимому, совершенно чуждая его действительному характеру, весьма скоро совершенно исчезла, уступив место гораздо лучшим чувствам. Как ни велика его проницательность, и надо сознаться, что она действительно поразительна, однако основные черты его характера: беззаботность и отвага, далеко превосходят эту проницательность. В силу этого мне не встретилось препятствий в выполнении поручения, удостоить меня которым благоугодно было вашему превосходительству.
Прежде всего мне не трудно было снискать доверие царицы Ситы. Фотография, совершенно неизвестная в этой отсталой стране, послужила мне паспортом по отношению к дочери Голькара, не устоявшей против искушения увидеть портреты как свой, так и сына, мальчугана двух лет. Портреты эти были ей переданы в двадцати тысячах экземплярах. В случае надобности это нам послужит с успехом, и мне очень хотелось увеличить мою коллекцию портретом самого Коркорана, но он упорно отказался от этого, а я не решился много настаивать, опасаясь возбудить его подозрения.
Но зато, как только он ознакомился с письмом сэра Джона Баровлинсона, он предложил мне к услугам оружие, рупии, лошадей, слонов и предоставил мне полную свободу разъезжать в его государстве куда мне угодно. Благодаря моему безукоризненному знанию индустанского языка я уже успел собрать самые разнообразные и верные сведения о сухопутных и морских силах государства Голькара, доклад о чем посылаю вашему превосходительству вместе с этим письмом. Я говорю морские, так как, несмотря на отвращение индусов к флоту, капитан сохранил свой пароход и вполне вооружил его, быть может, также потому, что предвидит участь, предназначенную ему вашим превосходительством, а быть может, сохраняет его для облегчения своего бегства; весьма возможно, что он рассчитывает на поддержку своих соотечественников. Ваше превосходительство лучше меня сумеете понять в этом отношении действительные мотивы, руководящие этим авантюристом.
Прошу ваше превосходительство обратить внимание на то, что армия, перечисление которой вы, милорд, увидите на прилагаемой при сем таблице, не показана только на бумаге, как это весьма часто делается не только в государствах Востока, но и Запада, но цифры эти вполне точные, так как я сам мог в этом убедиться, с каким строгим вниманием проверяет капитан состав своих войск и степень их обучения, и позволю себе выразить, что было бы весьма желательным, чтобы сейки и сипаи, вступающие на службу к ее величеству королеве Виктории, были так же хорошо дисциплинированны и стойки, как эти маратты.
