— Если я их заплачу, — возразил Коркоран, — кто мне их возместит? Мои сбережения, не включая сюда парохода, можно бы поместить в одной руке.
— Да никто вам и не говорит о ваших теперешних сбережениях, но вы можете удвоить, утроить налоги и заплатят нам ваши подданные.
— А если они взбунтуются и откажутся платить эти громадные подати.
— Ну что же? Мы придем вам на помощь.
— Об этом необходимо поразмыслить, — отвечал Коркоран.
В сущности, он давно уже все обсудил и решил, но ему хотелось, чтобы англичанин все выгрузил, что имелось у него на уме, и он сказал:
— А какое же другое условие?
По-видимому, полковник в первый момент несколько колебался, но затем продолжал весьма развязно:
— Послушайте, дорогой друг мой, я чувствую к вам полное доверие; да, совершенно полное, клянусь вам… и если бы только от меня зависело… Но, словом, я вынужден сказать, что Индийская компания потребует гарантий. Так, например, английский офицер, который будет жить при вас резидентом, который будет вашим другом, который…
Но полковника прервал, иронически улыбаясь, Коркоран, сказав:
— Который будет следить за каждым моим шагом и будет обо всем доносить английскому генерал-губернатору, не так ли? Этот друг будет постоянно подстерегать благоприятный момент возможности свернуть мне шею, совершенно так, как вы это сделали по отношению к Голькару? Вы называете такого джентльмена моим другом, а я называю шпионом!
— Милостивый государь! — вскричал Барклай.
— Не горячитесь! Я настоящий моряк, а следовательно, человек неблаговоспитанный! Я имею привычку называть каждую вещь ее надлежащим названием… Не тратя много слов, я скажу кратко: я ровно ничего не хочу от вас, а свои рупии я сохраню в своих руках, а вы оставьте у себя вашего шпиона… Я хотел сказать вашего друга!
— Милостивый государь, — возразил Барклай, — время еще не ушло для заключения договора. Первый успех вас, конечно, ослепляет, но полагаю, что едва ли вы можете надеяться быть в силах сопротивляться всей Англии. Поверьте мне, будет лучше, если вы заключите мир.
В конце этого разговора подъехали всадники Голькара, приведя с собою захваченного курьера, везшего депешу в английский лагерь. Коркоран вскрыл конверт и громко прочел содержание депеши:
Лорд Генри Браддок, генерал-губернатор Индостана
полковнику Барклаю
Нахожу необходимым известить полковника Барклая о том, что восстание сипаев охватило Ауд. Люкнов провозгласил сына последнего государя, ребенка десяти лет, своим повелителем, сделав регентшей его мать. Сэр Генри Лауренс осажден в крепости. Почти вся долина Ганга охвачена возмущением. Необходимо заключить мир с Голькаром во что бы это ни стало и тогда поспешите на выручку сэра Генри Лауренса. Впоследствии можно свести старые счеты.
Лорд Генри Браддок
Барклай был подавлен и протянул руку за депешей. Отдавая ее, Коркоран выразительно сказал:
— Вам, конечно, гораздо лучше, нежели мне, известна подпись лорда Генри Браддока.
Полковник долго всматривался в депешу. Он гораздо более был озабочен опасностью, угрожавшей его соотечественникам, чем той опасностью, которая грозила лично ему самому. Ему казалось, что английская империя может разрушиться в течение нескольких дней под усилиями сипаев, и он приходил в отчаяние от сознания, что этому не может воспрепятствовать. Наконец после весьма продолжительного молчания он, повернувшись к Коркорану, сказал:
— От вас скрывать нечего, и мир с вами заключен, если вам это угодно. Я прошу у вас только одного: не затруднять наше отступление.
— Согласен.
— Что касается военных издержек…
— Вы их заплатите! — быстро прервал его Коркоран. — Я знаю, что очень тяжело тратить собственные деньги, когда рассчитывали отобрать их у ближнего; но это дело можно уладить, уменьшив дивиденд акционеров высокой, всемогущей и прославленной Индийской компании. Если же вам покажется очень неудобным уменьшить дивиденд акционеров, то издержите часть их капитала. Это весьма распространенный способ действий, к которому прибегают самые знаменитые компании как Англии, так и Франции.
— Вы теперь сильные, на вашей стороне перевес! — отвечал Барклай. — Да будет ваша воля, а не моя. Нужно ли добавить в договоре, что Индийская компания признает наследника Голькара?
— Это как вам будет угодно. Об этом я мало забочусь. Я твердо убежден, что, если на моей стороне будет сила, англичане до самой смерти будут моими друзьями, а если счастье им изменит, они попытаются меня повесить в отмщение за нагнанный мною на них страх. Итак, оставим в стороне всякую дипломатическую ложь и, если можем, постараемся жить добрыми соседями.
— Клянусь небом, вы правы! — вскричал Барклай. — Вы самый добросовестный и благоразумный джентльмен из всех, с кем мне приходилось иметь дело! Даю вам слово, что я поистине горжусь и счастлив, имея возможность пожать вам руку. Итак, честь имею откланяться, государь Коркоран, так как теперь, после нашего мира, вы уже государь законный! До свиданья.
— Да будет с вами Бог, господин полковник. Другом рад буду снова вас увидеть, но врагом не советую возвращаться, когда бы то ни было. Моя дорогая Луизон, подай на прощанье лапу полковнику.
В тот же вечер трактат был редактирован и подписан, а рано утром англичане двинулись по направлению к Ауду, до самой границы сопровождаемые кавалерией Коркорана.
XIX. Надгробная речь Голькару
Через пятнадцать дней после ухода англичан Коркоран возвратился в свою столицу. Вместе с красавицей Ситой он мирно и спокойно наслаждался плодами своего благоразумия и отваги. Вся армия Голькара единодушно и с восторгом признала его своим законным государем, и земиндары (правители округов), безусловно, повиновались, и, по-видимому, без всякого враждебного чувства зятю, и наследнику последнего из рода Раггуидов.
— Однако! — сказал однажды утром Коркоран, обращаясь к Сугриве, которого он назначил своим первым министром. — Мало того, чтобы царствовать, необходимо, кроме того, чтобы мое царствование приносило пользу, потому что не для того же, в самом деле, существуют цари, чтобы завтракать, обедать, ужинать и веселиться? Что ты на это скажешь, Сугрива?
— Государь! — отвечал первый министр. — Прежде всего надо сказать, что это веселое времяпрепровождение, о котором вы изволили говорить, вовсе не было целью Брамы и Вишну, когда они создавали царей.
— Но, прежде всего, — прервал Сугриву Коркоран, — ты уверен в том, что царская власть по прямой линии исходит от этих двух могущественных божеств?
— Государь! — возразил брамин. — Нет ничего, что представлялось бы настолько же вероятным. Брама, создавший всех тварей: львов, шакалов, жаб, обезьян, крокодилов, москитов, эхидну, удава, двугорбого верблюда, чуму, холеру, не мог в этом списке забыть о царях.
