Они долго пытались выяснить у Митьки, куда он спрятал что-то, что принадлежало им. Но он не отвечал. А потом… Потом один из них рывком поднял Митьку на ноги за веревку, которой были связаны его руки, потащил к реке и бросил лицом в воду.
— Говори, гаденыш! — он не кричал, а шипел, но ночной воздух разносил его слова так отчетливо, как будто я находилась рядом. — Говори, а то утоплю.
Я вспоминаю, что было дальше, и меня начинает трясти. Я понимаю, что они не хотели убивать Митьку. Тот, первый, просто перестарался и слишком долго держал его голову под водой. Не рассчитал, видимо, от душившей его ярости. Я заметила, что Митька перестал биться в их руках, раньше, чем они. Я снова хотела закричать и не смогла, потому что ужас сжал мое горло. И тут они поняли, что убили его.
Они начали ругаться, выяснять, кто виноват и что теперь делать. Я не могла слушать дальше и бросилась прочь. Они меня так и не заметили. Я не могла идти домой, но больше мне было некуда податься.
В малиннике у самого нашего дома я случайно увидела березовое полено. Видимо, то самое, которое тащил Митька, когда я видела его в последний раз. Наверное, у меня открылся третий глаз, не иначе, но я подняла его и принялась вертеть во все стороны. Оно распалось у меня в руках.
Что ж, теперь я знаю, что искали убийцы Митьки. Наверное, с точки зрения волчьей, а не человеческой логики, за это действительно можно убить. Я спрятала это полено там, где его будет практически невозможно найти. Потому что мне не нужен тот секрет, который оно скрывает. Это не сделает меня счастливой. Но и просто так оставить на виду то, из-за чего два человека взяли на душу такой грех как убийство, я не могу.
Сейчас я сижу на чердаке и пишу эти строки. Я не знаю, как мне жить после всего того, чему я стала свидетельницей. Я не знаю, кому мне верить.
Внизу слышны дядины шаги. Я знаю, что сейчас просто не выдержу его расспросов, поэтому заканчиваю писать. Наверное, сейчас я снова пойду туда, на обрыв, чтобы там решить, есть у меня выход или нет. У Митьки уже нет. А про себя я ничего не знаю, кроме того, что в милицию пойти не смогу. Уж лучше с головой в омут. Дневник я оставлю здесь. В нем — та жизнь, которой больше нет. И в нем — та правда, которая рано или поздно обязательно найдет дорогу к людям. Только пусть это будет тогда, когда я этого уже не увижу. Не поминайте меня лихом. Женя.
* * *
Отчего-то Юлька была уверена, что совершенное в ее доме преступление своими корнями уходит в события тридцатилетней давности. Те самые, которые с таким ужасом описала в своем дневнике девочка Женя перед тем, как покончить с собой.
Бедняжка не выдержала шока, связанного с тем, что на ее глазах убили мальчика Митьку, и бросилась с обрыва. В омут с головой, как она и написала в дневнике. Вот только дневника, спрятанного на чердаке, никто не нашел, а потому жители деревни решили, что Митька просто утонул, а Женя свела счеты с жизнью из-за предательства любимого. Несчастный Вадим думал так же, поэтому, чувствуя свою вину, повесился на сосне на том же обрыве.
Несчастная, глупая Женька! Если бы она смогла открыться дяде, или кому-то из соседей, или родителям Вадима! Глядишь, трагедии удалось бы избежать, а убийцы Митьки понесли бы заслуженное наказание. Кто были эти люди? Почему Женька не могла пойти в милицию? Или одним из преступников был ее дядя, продавший Юльке дом Алексей Кириллович? В принципе, тогда понятно, почему девушка не могла выдать человека, который ее вырастил, отказавшись ради оставшейся круглой сиротой племянницы от своей вольной жизни, которую он так ценил.
Так. С этим понятно. Но кто был его сообщник? И что именно стащил у них непутевый мальчик Митька? Стащил и спрятал в березовом полене? А главное — почему преступление, совершенное тридцать лет назад, только сейчас взбудоражило тихое и сонное Сазоново? Ведь не зря же убили Игоря Петровича. Причем убили именно в доме, где все эти годы хранился дневник Жени и лежало спрятанное сокровище, чем бы оно ни было. Почему Алексей Кириллович в спешке продал дом и сбежал?
Зачем Игорь Петрович полез в подпол? Узнал, что здесь тридцать лет лежит неведомый клад? От кого узнал? С кем он столкнулся здесь, в доме? Для кого представлял такую угрозу, что его пришлось убить? Кто ходил по чердаку? Кто прятался в соседнем доме и наблюдал за домом и его новой хозяйкой? Почему соврал Василий Васильевич?
Стоп. В этом месте Юлька покрылась холодной испариной. А что, если отставной полицейский и был тем самым сообщником, который вместе с Алексеем Кирилловичем убил Митьку? Или Женькин дядя был вообще ни при чем, а в милицию девушка не могла пойти именно потому, что знала: под личиной сотрудника правопорядка скрывается настоящий преступник?
А что, если Алексей Кириллович, спустя много лет, нашел дневник племянницы и все из него понял? Что, если он побежал к своему доброму соседу, полковнику в отставке Василию Васильевичу, и сказал, что ему все известно? Что, если сосед пригрозил заставить его замолчать, и, испугавшись, Алексей Кириллович просто сбежал из Сазонова?
Тогда совершенно понятно, почему сосед наблюдает за домом и за Юлькой. Ведь в дневнике черным по белому написано, что то, что стащил Митька, спрятано в доме. И теперь Василий Васильевич просто ищет удобный случай, чтобы наведаться в дом и достать то, что принадлежит ему, как он считает, по праву. Тогда неудивительно, что он «не нашел» того человека, который прятался в соседнем недострое. По всей вероятности, это был его сообщник. И он-то и убил несчастного Игоря Петровича. Вот только как тот оказался в подполе? На этом месте своих рассуждений Юлька совсем запуталась.
Нет, не сильна она в расследованиях. Вот если бы здесь был Олег, он бы распутал совершенное преступление в два счета и точно нашел бы ответы на все мучающие жену вопросы. Но Олега не было. На секунду у Юльки мелькнула мысль позвонить мужу, чтобы попросить помощи, но она тут же отмела ее как неконструктивную. Муж теперь стал бывшим, Юльку он предал, точно так же, как Вадим — девочку Женю, потому что мужики во все времена одинаковые. А значит, решать свои проблемы Юльке теперь нужно самостоятельно. Эх, если бы можно было с кем-то посоветоваться!
Еще вчера в подобной ситуации Юлька первым делом бросилась бы к Василию Васильевичу, потому что привыкла испытывать уважение к людям в погонах. Но сегодня она была уверена, что он главный подозреваемый, а потому пойти к нему не могла. Николай Дмитриевич? Он умный дядька и к Юльке относится с симпатией. Всячески ей помогает и в совете, наверное, не откажет.
Стоп. Мысль опять совершила кульбит. А с чего это взрослый, пожилой уже человек вдруг так проникся к совершенно незнакомой ему молодой женщине? Мужского внимания он к ней не проявляет. Интересно ему с ней в силу разницы в возрасте быть не может. Опять же подозрительно, что он так старательно вселял в Юльку уверенность, что у нее на чердаке не может быть никого, кроме мышей.
Юлька вспомнила, как на ее первый вопрос про самоубийство Жени и ее молодого человека Николай Дмитриевич ответил, что не в курсе, потому что тогда жил и работал в областном центре, а в деревне бывал наездами. Однако позже, у колодца, он сказал, что Митька и Женя «в одну ночь утонули. Он у кромки воды лежал, а ее — поминай как звали». Откуда Николай Дмитриевич мог знать такие подробности, если его в это время не было в деревне? Юльку еще тогда, у колодца, царапнуло, что он рассуждает о давних событиях так, словно явился их очевидцем, но, по его словам, этого как раз быть не могло.
