Теперь, когда война с Финляндией закончилась, для поляков наступал не самый лучший момент. Войска начали перегруппировку, и против тридцати польских дивизий начала собираться не меньшая по численности, но гораздо лучше вооруженная и обученная армия.
Трудовые подразделения, срочно мобилизованные по всей стране, спешно рыли окопы, и противотанковые рвы, а в небе над Варшавой уже заканчивались бои с отважными и хорошо обученными, но малочисленными и плохо вооруженными пилотами Войска Польского.
Несколько раз Фелициан Славой-Складковский – премьер второй Речи Посполитой, пытался договориться с Молотовым о мирных переговорах, но в преддверии большой европейской войны Сталин хотел выдоить поляков досуха. А для этого было нужно, чтобы они «дозрели».
Ставшая уже своеобразной визитной карточкой бригады «Сталинская побудка» подняла польские части в пять часов утра первого ноября. Войска Белорусского и Украинского фронтов ударили сразу после подрыва диверсионных зарядов и артподготовки по разведанным позициям. Танковые клинья, глубоко врезавшиеся в оборону Войска Польского, рассекли его на три части и мгновенно замкнули линию окружения, введя в прорыв мотомеханизированные части. А уже пятого ноября, после трех дней непрерывной бомбардировки и артобстрелов, восемь польских дивизий начали сдаваться в плен.
К границам СССР войска вышли шестого ноября и уже седьмого, в день Октябрьской Революции начали боевые действия на территории Польши.
Праздник Кирилл Новиков встречал в своем передвижном КП, сделанном на базе трехосного грузовика ЗИС-6, и, выпив рюмку коньяка с ближайшими соратниками и друзьями, снова впрягся в работу.
Координировать действия бригады и приданного пятитысячного корпуса парашютистов было непросто, и его рабочий день легко переходил в рабочую ночь, и далее без остановок. Заместитель командира бригады Петр Вольский взял на себя всю оперативную работу, но планирование операций и согласование их со штабами фронтов оставалось на Кирилле. Глеб, занимавшийся тылами и контрразведывательной работой, тоже не скучал, постоянно мотаясь с взводом охраны по дорогам и отлавливая диверсантов и просто окруженцев, заплутавших в лесах.
Но настоящий ужас на поляков наводили снайперы бригады, которых уже прозвали «тихой смертью». Одетые в «лохматый» камуфляж и неразличимые буквально с пары метров, они выкашивали офицеров и сержантов армии Польши буквально сотнями, не давая покоя ни днем, ни ночью. Тихий хлопок из бесшумной винтовки не позволял определить место выстрела и, несмотря на огромную награду в сто тысяч злотых за голову снайпера, еще никому не удалось получить эти деньги.
Поляки пробовали было использовать для борьбы с красными диверсантами отборные части горных стрелков, но тут очень хорошо себя проявили полевые радиостанции, позволяя группам оказывать взаимопомощь во вражеском тылу, и частенько отряды охотников сами становились дичью, попав под удар нескольких подразделений или штурмовиков.
Поручик Анджей Гжибовский поднял руку, и взвод подхалянских стрелков
[194] замер, словно увидев Медузу Горгону. Скривив рот, Гжибовский прошипел:
– Томаша ко мне!
Капрал Томаш Печка был в роте лучшим следопытом. Гуцул по матери, он всю жизнь прожил в Карпатах, и вместе с отцом грешил браконьерством. А потому не только видел следы, но и мог определить: где лучше спрятаться человеку или группе людей. Опыт богатый имелся.
Свистящим шепотом приказ был передан по цепочке, и через минуту Печка уже вытянулся пред поручиком.
– Томаш, – Гжибовский не смотрел на капрала, пристально вглядываясь в припорошенный снегом лес. – Что скажешь?
Печка внимательно огляделся, прислушался, сняв свою фетровую гуцулку
[195], даже принюхался. Затем осторожно подошел к куче хвороста, накрытого белой снежной шапкой, и, крякнув, оттащил в сторону несколько валежин. Взору Гжибовского открылась неглубокая ямка, совершенно чистая от снега – несколько упавших с веток снежинок не в счет.
– Лежка, – произнес Томаш. – Здесь они пережидали.
По сигналу из тыла подхалянцев подтянулись трое жолнежей из бригады «Полесье»
[196] – вахмистр и двое рядовых со служебными собаками.
– Прошу, панове, – указал Гжибовский рукой на лежку.
Собаки покрутились, но довольно быстро взяли след и потянули проводников вглубь леса. Теперь уже подхалянцы не соблюдали тишины – все равно лай собак их выдаст, – и ломанулись сквозь чащу, точно стадо зубров. «Сейчас, сейчас, – думал Гжибовский на бегу. – Сейчас, краснозадые товарищи, мы с вами и переговорим!»
Группа, которую разыскивали подхалянские стрелки, уже отметилась в польском тылу двумя нападениями на штабы полков, разгромом тыловой колонны десятой пехотной дивизии и взрывами на железной дороге. Сейчас эта группа отдыхала после последней операции – взрыва склада горючего третьего авиадивизиона.
Командир группы, старший лейтенант Вастьянов, дремал, положив ноги на рюкзак. В ямке, вырубленной в мерзлой земле, горел маленький костерок, почти спрятанный под большим чайником. Вокруг расположились десяток спецназовцев, в числе которых были две девушки-снайперши. Все ждали кипяток, которым можно будет залить концентраты и чай. Еще пятеро спецназовцев были в охранении, но их не было не видно, не слышно.
Внезапно старший сержант снайпер Лисина насторожилась, подняла голову и прислушалась.
– Командир, – негромко позвала она. – Собаки.
Вастьянов одним движением вскочил на ноги.
– Снимаемся, уходим! Сто двадцать секунд – выход!
Подхалянские стрелки были, бесспорно, элитой польской пехоты. Они пробежали уже пять километров по заснеженному лесу, но усталости среди солдат не замечалось. С четверть часа тому назад они обнаружили место отдыха диверсантов – увы! – уже опустевшее. Но в заснеженном лесу нетрудно было увидеть «дорожку отхода – путь, по которому красные ушли со своего бивуака. И теперь поляки бодро преследовали «русских дьяволов», постепенно оттесняя их к позициям 13-й кавбригады. Стоит только большевикам выйти из леса – и тут же их в оборот возьмут уланы!
Впереди бодро гавкали служебные собаки пограничников, значит, со следа они не сбились. Вообще-то уже дважды русские пытались засыпать свои следы какой-то гадостью, которая начисто лишает собак обоняния, но большевики просчитались: недаром впереди вместе с пограничниками был карпатский браконьер Томаш Печка! Он и сам частенько засыпал свои следы табаком с перцем, спасаясь от лесников и жандармов, а потому внимательно всматривался в снег и в следы русских. Капрал успевал заметить темные крупинки, покрывавшие наст, и предупредить пограничников, чтобы те оттащили собак.