Американцам сразу же стало не до Европы, так как у них разразился не просто финансовый кризис, а настоящий шторм, сносивший корпорации и банки, как покосившийся забор.
Цена доллара в международных расчетах упала в два раза, но для Америки это было уже не важно. Великая Депрессия конца двадцатых была лишь бледной тенью того кошмара, который разразился в середине сороковых. Все, кто имел доллары, разом ринулись обменивать их на другие валюты, что еще больше опустило курс, а самое главное, никто больше не принимал их в качестве оплаты за товары и услуги.
Золото взлетело в цене почти в пять раз, и расчеты, основанные на золотом стандарте, стали обычным делом.
Трудовые лагеря в США вновь наполнились людьми, а по карточкам уже распределялись не только бензин, шелковые чулки и автомобильные покрышки, но и продукты питания. Естественно, в такую страну даже из разоренной Европы ехать не было никакого смысла, и вся тщательно готовившаяся программа по переселению европейских ученых схлопнулась, толком еще и не начавшись.
Но вишенку на этот торт поставил один совершенно неизвестный в США советский химик с польской фамилией Майрановский, синтезировавший новый препарат, завоевавший сердца богачей и творческой интеллигенции и поставившей весь правящий класс на грань выживания. Люди травились, выбрасывались из окна и стрелялись, лишившись дозы буквально на пару дней, и захлестнувшая правящий класс эпидемия смертей окончательно развалила хозяйство Штатов.
И у Кирилла, затеявшего всю эту операцию, не было никаких душевных терзаний. Англосаксов он спокойно и рассудительно ненавидел – за все преступления, совершенные ими на всех континентах Земли, и адекватного воздаяния все равно не существовало.
Тем временем советские войска вплотную подошли к границам Германии, а кое-где, например возле Польши, и перешли их.
Пропаганда рейха надрывалась, живописуя зверства, которые просто обязан учинить русский солдат, войдя в Европу, и их не смущало, что большая часть этих зверств уже была совершена немецко-французскими войсками на территории СССР.
По-другому разворачивались события на востоке. Заранее снабженная оружием и боеприпасами афганская армия давала прикурить всем, кто влезал в дела этого региона, и лишь на Ближнем Востоке дела у Еврорейха шли более-менее гладко. Были захвачены обширные пространства на Аравийском полуострове и часть африканского побережья Средиземного моря. Только вот бодаться на этих территориях было совершенно не с кем, так как советские войска не полезли в Иран, а сами, в свою очередь, крепко наподдали всем, кто желал откусить кусок Кавказа. Но это не мешало советскому правительству снабжать оружием и боеприпасами всякого рода банды, дававшие прикурить англо-германо-французским войскам. Пару раз дальнебомбардировочная авиация даже вылетала на бомбежку особо крупных группировок противника и штабов, что резко снизило численность и активность и без того невеликих войск в этом регионе.
Германия уже была готова пасть, когда из Берлина вдруг запросили правительственный коридор для «Юнкерса».
Сталин, уже готовившийся отдать последнюю команду на штурм Зеловских высот, вдруг заинтересовался неожиданным визитом и приказал пропустить самолет.
Отто Штрассер, наделенный чрезвычайными полномочиями от рейсхканцлера Геринга, сошел с трапа самолета в московском Центральном аэродроме, расположенном на Ходынском поле и, оглянувшись, увидел ожидавшие его машины и маленькую, всего в три человека, делегацию встречавших, среди которых он узнал лишь Молотова – советского наркома иностранных дел.
Когда ему, последовательному стороннику союза с Советской Россией, предложили срочно вылететь в Москву, он растерялся, так как не понимал, зачем нужно совершать попытку договориться, если только что сорвались переговоры на высшем уровне. Но Гиммлер был не только настойчив, но и убедителен, и предложил нечто, что было способно переломить отношение Сталина. Кроме того, Гиммлер планировал относительно сепаратный договор, имея в виду лишь Германию и Францию, не учитывая интересы Великобритании. Ему действительно было что предложить, и в толстой папке, которую привез с собой Отто Штрассер, было достаточно козырей, чтобы изменить ситуацию.
– Как долетели? – нейтрально осведомился Молотов, когда эскорт тронулся.
– Признаюсь, был один неприятный момент, когда ваши истребители встали дополнительным эскортом. Не знал, что они уже могут долетать до Берлина.
– Мы получили информацию, что некие британские круги очень не желают вашего прибытия в Москву, и решили подстраховаться. – Молотов сдержанно улыбнулся. – И кстати, не ошиблись, так как дважды им пришлось отбивать нападение «Спитфайров», базировавшихся на аэродроме в Шенефельде.
– Островные свиньи, – недипломатично выразился Штрассер и твердо посмотрел на собеседника. – Втравили нас в эту бойню и надеются отсидеться на своем острове.
– Как говорит один мой друг, мечтать не вредно, а главное, совершенно бесплатно. – Молотов широко улыбнулся, вспоминая то, как реагировали японские союзники на битву в Северном море. Теперь англичанам будет очень кисло, потому что через Севморпуть идет эскадра из нескольких новейших линкоров, авианосцев и двух десятков кораблей поменьше. А учитывая то, что у Еврорейха флота практически нет, японцы ворвутся на европейские морские коммуникации словно лиса в курятник.
Сталин, несмотря на внезапность визита, принял Штрассера в своем кремлевском кабинете и, усадив в мягкое полукресло, дал команду подать горячий чай.
– Пейте, товарищ Штрассер. Это совсем редкий сорт, привозят из Японской Социалистической Империи. Выращивают где-то в китайских горах и совсем немного. Буквально пару десятков килограммов.
Когда протокольные вежливости закончились, Отто отставил чашку и внимательно посмотрел на Сталина, надеясь что-то прочесть в его глазах, но кроме едва заметной усмешки, ничего не уловил.
– Товарищ Сталин, я уполномочен рейсхканцлером Германии и президентом Альбером Лебре предложить вам полную капитуляцию войск Еврорейха. Только в ваших силах остановить эту бойню, которая уже принесла столько бедствий всем нашим народам.
– А как же Британия? – Сталин задумчиво посмотрел на пустую трубку в руках, но не стал набивать табаком, а просто сунул чубук в рот, чтобы просто ощутить горечь, которая немного сбивала тягу к табаку.
– Пусть договариваются сами как хотят. – Штрассер мотнул головой.
– Но вы знаете наши условия? – Сталин встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Лидеров государств, развязавших эту войну, будут судить.
– Рейсхканцлер Геринг готов заплатить эту цену.
– А Лебре?
– У него нет выхода. – Отто вздохнул. – Или вы его будете судить, или его повесят на ближайшем каштане макизары
[475]. И в этом случае семью будет уже не спасти.
