– И как вы себе это представляете? – Сталин удивленно приподнял брови.
– Я делаю, что могу. – Новиков пожал плечами. – Взяли под опеку десять детских домов от Днепра до Урала. Договариваемся с профессурой и талантливыми педагогами, обучаем детей всяким премудростям типа управления коллективами и психологии. Вот уговорили товарища Макаренко поработать у нас. Теперь он готовит педагогов по специальной программе, а уже его ученики будут включены в систему подготовки специальных кадров.
– А расскажите поподробнее о ваших индексах.
– Индексы? – Новиков хмыкнул. – Ну, вот предположим, талантливый парень. Считает быстро, харизматичный и пробивной, но свое благо считает пусть и не превыше общественного, а хотя бы на том же уровне. Это значит, никаких должностей, связанных с властью судебной или исполнительной. Только народное хозяйство и только под усиленным контролем. И другая сторона. Девочка, пусть и не такая умная. Серая мышка. Харизмы – ноль. Но умрет, а сделает так, как нужно. Поэтому и индекс три «А», и допуск соответствующий, и если вдруг надумаете взять помощницу для товарища Поскребышева, можно уже сейчас ставить.
– Расставляете своих людей, товарищ Новиков? – Усмехнулся Сталин.
– Да не моя она, товарищ Сталин. – Кирилл вздохнул. – Она наша. Советская. Девочка не раздумывала ни секунды, когда вытаскивала детей из горящего дома. Сама обожглась, чуть не погибла, а детей спасла. У таких людей есть лишь одно слабое место. Им легко задурить голову и доказать, что черное это белое, и сыграть втемную. Но вот чтобы этого не произошло, мы и работаем с ними. Повышаем психологическую устойчивость, объясняем принципы управления сознанием. А вообще, это проблема. Серьезная. Вы представьте себе, что вдруг появляется такой персонаж. Красивый, убедительный и весь из себя правильный. И рассказывает всем, что на самом деле страной нужно управлять по-другому. Что мы все кровавые чекисты, а он весь такой красивый, и он-то точно знает, как надо. Находит какие-то факты, что-то подтасовывает, что-то умалчивает. И вот уже в нестойких умах сограждан создается информационный фантом. Это еще не убеждения, и не программа действий, но влияние на разум и давление он обеспечивает. А уже через такое стеклышко все воспринимается совсем по-другому. Тащат воришку в отделение? Гражданин думает, что схватили честного человека, несогласного с властью. Ну и так далее. Это сейчас доступ к информационным сетям сложный и громоздкий. А когда такой доступ будет легким и простым? Уже сейчас на нашей границе работают вражеские радиостанции на русском языке, разбрасываются листовки, печатаются подпольные газеты. Это только первые порывы будущего информационного шторма, который уже в шестидесятые опрокинет нашу идеологию навзничь.
– И как, по-вашему, с этим нужно бороться? – Сталин внимательно посмотрел на пачку «Герцеговина Флор» и начал набивать табак в трубку.
– Только правдой. Если мы, государство рабочих и крестьян, страна, которая победила царизм и разруху, начнем лгать, то это будет началом конца. Никаких закрытых процессов по политическим статьям. Статистика по тюрьмам и лагерям в открытом доступе. Разъяснительная работа по всем спорным местам во внутренней и внешней политике. Проиграли в Испании – объяснить почему. Выиграли в Монголии – поменьше победных реляций, побольше простого рассказа о быте солдат и командиров, а главное – почему мы удобряем советскими людьми чужую землю. Кого поймали на лжи, сразу – оргвыводы. Чтобы ложь стала самым страшным грехом в жизни. Чтобы даже для уголовника вранье было отягчающим обстоятельством. На коротких отрезках ложь иногда выгоднее. Но в исторической перспективе это только отсроченный провал. Советский Союз убила не экономика, не сто сортов колбасы в заграничном магазине. Убила ложь. Кто-то корячился за сто рублей от рассвета до заката, вечером смотрел телевизор, где показывали, как все должно быть правильно, а вечером видел, как дети работников Центрального Комитета и первых секретарей рассекали на дорогих машинах, ни в копейку не ставя наши законы. Сколько раз было так, что руководящие деятели лакировали свои провалы ложью? И часто они отвечали по всей строгости, когда ложь вскрывалась? Хрущев, чтобы обелить себя после переворота, нагородил такую чудовищную мешанину из вранья, что хлебать пришлось до двадцать первого века, и конца-края этому нет.
И когда начали разваливать Союз, можно сказать, что никто за него и не вступился. Да, обидно, конечно, что столько трудов зазря, но терпеть этот бардак, когда говорили одно, думали другое, а делали третье, было уже невыносимо. И капитализм, конечно, совсем не сахар, но то, что происходит в России начала двадцать первого века, всяко честнее, чем то, что творилось в СССР с шестидесятых по девяностые годы двадцатого. А почему это вообще стало возможным? Да потому, что основа для вранья уже была заложена. Где-то умолчанием, где-то подтасовками. И еще нужно потихоньку избавляться от вранья в истории. Не должно быть таких пятен, как, например, взятие Бастилии у французов. Позорище, а они его празднуют словно великую победу. А секреты должны быть только технологического, экономического и военного характера. И только там, где надо.
– А кто определит, где надо, а где нэт? – В голосе Сталина неожиданно прорезался сильный грузинский акцент. – Сэйчас мы, а завтра?
– А вот для этого мы и работаем с ребятами из детских домов, – твердо ответил Новиков. – Да чего я вам рассказываю, товарищ Сталин. Вы лучше сами посмотрите на любой из них. Список же у вас есть? Ну так заезжайте да посмотрите чему, как и кого учат. – Новиков помолчал. – Товарищ Сталин, играя с шулером, нельзя выиграть. Можно лишь перевести игру на другое поле. Если наши враги врут и изворачиваются, мы можем и должны им противопоставить правду. И это единственное наше оружие в информационной войне. Цифры, факты, документы, свидетели и фотографии. Гитлер в книге «Моя борьба» сказал: «Чем чудовищнее солжешь, тем скорее тебе поверят!» Ложь стала смыслом западной цивилизации, и они в этом уже сейчас достигли таких высот, что тягаться на этом поле с ними бессмысленно. Наше оружие – правда. Вот у нас закончилась война с японцами. А что о ней пишут? Победные реляции… фанфары… А где факты? Сколько танков сожжено, сколько пленных захвачено, сколько наших ребят погибло? Летчик Коля Лагутин сбил двоих японцев, потом в горящем «И-шестнадцатом» увел машину за линию фронта и посадил. Конечно, он не образцовый герой. Мама из дворян, папа сгинул в гражданскую, при этом воевал не за наших. И значит, он не герой? Значит, говорить о нем нельзя?
– Хорошо, товарищ Новиков. – Сталин хмуро пыхнул трубкой и внимательно посмотрел на Кирилла. – Правильный вопрос и поставлен вовремя. Я подумаю и дам вам ответ в ближайшее время.
Когда Новиков покинул кабинет, Сталин долго смотрел в окно, но ничего не видел. Перед его мысленным взором все крутился этот разговор.
Мальчишка, конечно. Но в одном он прав. Не им тягаться во лжи с этими акулами пера. Хотя… только ли в одном? Будущие руководители и военачальники сами по себе не подрастут. Тут он тоже прав. В той истории пустили это дело на самотек, и такое выросло, что просто в дрожь бросает.
Внезапно ожил интерком, и зазвучал голос Поскребышева:
