— Нет. Ничего такого я не просила. Она хотела вылечить его. Прогнать фэйри.
Констебль поднял бровь:
— Фэйри?
Нора обвела взглядом помещение участка. Здесь пахло пóтом, ваксой и жирным беконом. В животе у нее заурчало: с самого дня, как ее привезли сюда, единственной ее едой была утренняя миска водянистой овсянки. Четыре ночи тяжелого беспокойного сна взаперти на влажном соломенном матрасе в каменном мешке камеры. Четыре миски каши, поданных безмолвным стражником. Ни один из мужчин, приносивших ей еду, не отвечал на ее вопросы. Ни один не хотел ей сказать, нашли ли у нее дома маленького мальчика. Должно быть, он ищет ее, втолковывала она каждому из них. Рыжеволосый, четырех лет от роду.
— Я жду от вас ответа, миссис Лихи. Вы сказали слово «фэйри»?
Нора следила за мухой: вынырнув из дымохода, та покружила над решеткой остывшего камина, а затем шмякнулась о грязное стекло маленького оконца.
— Миссис Лихи!
Нора вздрогнула.
— Ваша служанка Мэри Клиффорд утверждает, что эта Энн Роух вознамерилась бросить в реку вашего внука на том основании, что он являлся кретином. Это не ее слова. Она называла его хилым. — Придвинувшись ближе, полицейский понизил голос: — Разумеется, очень нелегко, когда в доме такой ребенок. Может, вы хотели это сделать из милосердия, а, миссис Лихи?
Нора не ответила, и он, откинувшись на спинку стула, начал скручивать себе самокрутку, облизывая бумагу и не сводя глаз с Норы.
— Знаете, у меня есть собака, сука. Что ни год, она приносит мне щенков. Восемь щенят каждый год! Тех, кого мне удается продать, я продаю. Но иногда, миссис Лихи, среди щенков попадается заморыш. — Со скрипом отъехав на стуле от стола, он поискал в кармане спички. — Кто ж его возьмет, заморыша!
Нора глядела, как он закуривал, как махал спичкой в воздухе, пока она не погасла.
Полицейский направил самокрутку в ее сторону:
— Так что я делаю каждый год со щенками, которых не продать? Догадываетесь, миссис Лихи?
— Нет.
Он затянулся самокруткой и, не сводя глаз с Норы, выпустил вверх облачко дыма.
— Я топлю их! Отношу на реку и топлю этих крошек, пока они еще ничего не соображают. Но, миссис Лихи… — Он затянулся еще раз, к губе его прилипла бумажка. — Миссис Лихи, ребенок — это вам не щенок! — Он покачал головой, по-прежнему не отводя взгляда от Норы. — Не важно, кем вы считали мальчика. И пусть был он для вас тем же заморышем. Если вы утопили его умышленно, то вас повесят. Да, повесят!
Нора прикрыла веки, и перед глазами ее вновь возникла картина: слабое дрожащее мерцание тела под толщей темной речной воды: ширящиеся пятна света на берегу; ветви деревьев, а в них стаи птиц.
— Это был не мальчик.
— Сколько лет было ребенку, миссис Лихи?
— Оно… Четыре года.
— Опять вы говорите «оно». — Он что-то пометил в своей бумаге. — И как долго находился он на вашем попечении?
— С тех пор, как дочь моя померла.
Как хотела бы Нора понимать, что он там пишет! Она удивлялась, до чего красивые тонкие черточки выводит эта рука, — такая грубая и заскорузлая.
— И долго это длилось, миссис Лихи?
Нора помолчала, веки ее дрожали.
— С прошлой жатвы. С августа прошлого.
— Вы не могли бы описать состояние Михяла.
— Состояние?
— Как он себя чувствовал, миссис Лихи.
— Можно мне воды, пожалуйста?
— Сначала ответьте на вопрос.
— Оно… Он не мог ходить. Не мог говорить. С головой…
— Простите? Нельзя ли погромче?
— С головой у него было плохо.
Задержав на ней тяжелый взгляд, констебль медленно раздавил самокрутку и взял в руки лист бумаги.
— Мэри Клиффорд дала показания под присягой. Она…
— Где Мэри? Где Нэнс?
Констебль провел по горлу рукой, оттягивая жесткий ворот:
— В настоящее время, миссис Лихи, против вас троих выдвинуты одинаковые обвинения. И вы трое арестованы по обвинению в предумышленном убийстве. Выяснилось, что… — Запнувшись, он взял со стола другой документ, вчитался в рукописный текст: — Обвинение вам предъявлено на основании следующего заключения коронера: «Мы полагаем, что покойный Михял Келлигер скончался в результате утопления его в реке Флеск, имевшего место в понедельник, шестого марта 1826 года и произведенного действиями Энн Роух и при участии Гоноры Лихи, бабушки ребенка, равно как и Мэри Клиффорд».
Нора в замешательстве выпрямилась на стуле, чувствуя, как тяжко забилось сердце.
— Михял? Его нашли? Он в хижине?
— Учитывая тяжесть выдвинутых обвинений, миссис Лихи, дело ваше будет передано на рассмотрение летней выездной сессии суда в Трали. Вас же препроводят в тюрьму Беллималлен и будут судить судом присяжных. И в случае, если выдвинутые против них обвинения не будут опровергнуты, Мэри и Энн также предстанут перед судом.
— Вы нашли Михяла?
— Вы понимаете, что я вам говорю? Миссис Лихи?
— Нашли моего внука? Я ведь спрашивала…
— Тело вашего внука было найдено вблизи дома, где проживала Энн Роух. В месте, известном в округе как «Дударева Могила».
— Дударева Могила?
Норе представился куст боярышника в утренней синеве и пляска мерцающих огней в его ветвях.
— Когда к ней явились констебли, Энн провела их к месту, где ею было оставлено тело Михяла.
— Михял? Пожалуйста, можно мне его увидеть?
Полицейский вперил в нее долгий взгляд:
— Ваша троица утопила Михяла Келлигера, миссис Лихи, и не кто иной, как Энн Роух, спрятала его тело. — Он опять заглянул в бумагу. — Закопала очень неглубоко. В ямку дюймов десять глубиной.
Нора сжала виски, дыхание ее участилось.
— Думаю, не Михял это!
— Ваш внук, миссис Лихи, зарытый как собака!
— Нет! Думаю, не он!
Она зарыдала, помещение наполнил ее громкий плач.
— Миссис Лихи!
— Не Михял это!
— Ну хватит, перестаньте!
— Это был фэйри!
Опершись локтями о стол, Нора рыдала теперь, уткнувшись лицом в ладони.
— Миссис Лихи, крайне важно, чтоб вы сейчас сдержали себя и рассказали мне, что произошло. Это Энн Роух говорила вам, что ваш внук Михял Келлигер — на самом деле фэйри?
Нора кивнула, все еще пряча лицо в ладонях.
— И вы раскаиваетесь, понимая теперь, что это не так?
Она вытерла нос рукавом и задержала взгляд на блестящем пятне.
