Нэнс села на пятки.
— Если надо будет за священником послать, чтобы причастил, я скажу. А пока ее бы к реке снести. Тащить-то сможешь?
Вместе с мальчишкой-подручным Питер поднял Анью с пола и вынес на двор. Некоторых соседей Джон уговорил уйти, но многие остались и, зажав рот рукой, глядели, как мужчины спускаются по склону, неся женщину на берег.
Питер с мальчишкой опустили бесчувственное тело в речной поток, держа за шею и ступни. Вода в реке была ледяной, и стоя в ней по пояс, мужчины дрожали, сжав сведенные челюсти.
Джон оставался на берегу. Закрыв глаза, он тихонько бормотал слова молитвы. Питер с упрямой решимостью, но очень бережно вновь и вновь окунал в воду ноги Аньи, размеренно и ритмично. Подхваченные течением угольки и пепел с ее одежды плыли по реке, покрывая воду мутной пленкой.
Нэнс сгорбившись сидела на берегу, не сводя глаз с мужчин. «Ты не умрешь, — сказала она Анье, — ты не умрешь». Она задрала ей юбку по самый пояс и насыпала в подол листья плюща и папоротника «олений язык», которые нарвала вместе с Джоном у корней дуба, ольхи, ясеня и остролиста.
Когда они вернулись с реки, мокрые, дрожащие от холода, во дворе у кузнеца все еще стоял народ. При виде обожженной Аньи люди крестились, но никто не решался вслед за ними войти в дом. Очаг погас, внутри было холодно и дымно; пахло палеными волосами.
Нэнс отправила Питера обратно к реке — принести еще воды — и велела Джону разжечь очаг. Лишь когда занялся торф и внутренность хижины осветило неровное пламя, они увидели лежавшие на столе подарки и подношения: кружки с маслом, корзина торфа и хвороста для растопки. Кто-то положил на стол кусок бекона и несколько яиц. Желтые цветы — обереги, веточки утесника и сплетенный из тростника крест. А на краю стола лежало аккуратно сложенное льняное полотно.
Ночь тянулась нескончаемо, как собачий вой. Нэнс не отходила от Аньи, сидела, склонившись к ней, в свете медленно плывшей по небу полной луны. Она смачивала ей губы водой, ожидая, пока прокипят на огне плющ и папоротник. Питеру она велела как следует напоить Джона потинем, чтоб его сморило и он заснул на камыше, а самому поддерживать огонь и заодно соскрести кровь и пепел с каменной стены очага, на котором копоть сохранила женский силуэт.
Перед самым рассветом Нэнс процедила настой и подмешала кашицу из листьев к размягченному маслу. Выйдя на хрусткий морозец, она подставила свою смесь розовым пальцам занимавшейся зари. А вернувшись, разбинтовала обожженную кожу и смазала раны снадобьем, перемежая молитву спокойным и уверенным словом, утешая Анью и приказывая ей остаться в живых. Закрыв глаза, она думала об отце и Мэгги, об отце О’Рейли, о всех тех, кто верил в целительную силу ее рук, дарованную свыше, несущую свет. Она представляла себе этот свет и силу, и пальцы ее наполнялись теплом, когда чьи-то грубые руки схватили ее за кисти и глиняная плошка со снадобьем полетела на пол и разбилась. Отец Хили вместе с Шоном Линчем, ухватив так, что свело мышцы, выволокли ее во двор, ободрав пальцы ног о камни, и швырнули в свежесть утра и грязь, и она лежала там, а над ней высился бледный отец Хили, что-то твердя Джону, который отчаянно возражал, а выше в небе кружили птицы и разгоралось багровое, налитое кровью солнце.
Глава 15
Дуб
— НАРОДУ СОБРАЛОСЬ как на Страшный суд…
— К мессе-то!
Пег кивнула, глянув на плетеную корзину, в которой лежал укутанный чуть ли не с головой малыш. Они с Норой сидели во дворе с вязанием, греясь под скудными солнечными лучами, что умудрились пробиться сквозь тонкий слой облаков. Тут же во дворе Мэри стирала измаранные мальчиком тряпки. Из лохани поднимался пар.
— Это со страху, — сказала Пег. — Время тревожное: отёл, кобылы жеребятся, картошку пора сажать. Людям боязно. Утешения хочется, мол, все у тебя обойдется. Ну и молятся, чтобы напасти кончились. Может, кто в них и не верит, а мы-то все тут свидетели.
— Анья…
Пег перекрестилась.
— Помоги ей Господи. Анья, само собой. А еще и Мартин твой. И Бриджид. В горах тоже странные вещи творятся, если верить хоть половине того, о чем толкуют. Люди знать хотят, в чем дело. Понять причину.
Мальчик заверещал из своей корзины. Женщины переглянулись.
— Оно снова за старое, — пробормотала Нора, мотнув подбородком в сторону корзины. — Об пол бьется, кулаками молотит. От лусмора присмирело было, вроде не такое злобное сделалось, а теперь опять орет — молока просит, и девчонку мою всю исцарапало. — Наклонившись, Нора пихнула обратно в корзину протянутую руку ребенка. — Выживет она, как думаешь?
— Анья?
— Ага.
— Молю Бога, чтоб выжила. С ней доктор сейчас из Килларни. Его священник привез. Самолично! Очень он на Нэнс сердит — ругается, что надумала Анью в реку окунать.
— Второпях чего не сделаешь…
— Ага, а по мне, так тем она Анью и спасла. Только вот отец Хили страх как осерчал. Прямо взял и вышвырнул ее из дому за порог. Ясно, человек он занятой, некогда ему с бабами вроде Нэнс возиться, да и не верит он в ее силу. А все не дело священнику женщину в грязь швырять, да ей и лет немало.
— Срам, да и только.
— А вслед за ней и все травки ее из дому повыкидывал, а они ведь с молитвой собраны! Джон О’Донохью просил позволить Нэнс ходить за женой, но со священником-то разве поспоришь! Выгонит Нэнс отец Хили из нашей долины, как пить дать выгонит! Он против нее народ подговаривает. Знаешь, Нора… — Она положила вязание на колени. — Те, кто раньше к Нэнс лечиться ходил, теперь даже на нее глядеть боятся. Мужчина тут намедни о ней справлялся. Мол, от матери слыхал, будто есть у нас женщина одна, что может его младенца от желтухи избавить. И надо ж было ему с этим пристать к Дэниелу Линчу! Тот, знамо дело, не то что не сказал, где ее найти, а велел домой уходить по-хорошему — дескать, нет у нас в округе таких, чтоб заговорами болезни лечили.
— Дэн от смерти ребенка никак не оправится, помилуй его Господь.
— Да и Бриджид каково? Сидеть ждать церковного очищения, когда и поговорить-то, кроме мужа, не с кем, все ее чураются, когда, может, ей разговор всего нужнее.
— Вот чего я представить себе не могу, это чтоб Дэн о ком плохо сказал.
— Может, отцу Хили поверил. Тот ведь ее с амвона обличает! Тут в проповеди говорил, она знахарка и ведьма, обратилась, мол, к злу и вмешивается в чужую жизнь, чтоб себя прокормить.
— Это Кейт Линч ему напела, как пить дать, что Нэнс давала Бриджид паслен. — Нора кивком указала на Мэри. — У родника девчонка моя своими ушами слышала. Мол, Нэнс людей травит. А я так ни единому слову не верю!
Пег кивнула:
— Да и я не верю. Только, Нора, народ и про Анью толкует. — Она положила Норе руку на колено: — Кто-то видел, как Анья к Нэнс направлялась. Одна, украдкой. И дома у нее травки нашли — пижму, манжетку.
