И словно в подтверждение, Мартин взял ее за подбородок, потер заскорузлым пальцем ее щеку, успокаивая. Видишь, как новенькая, сказал он. Не так-то просто меня на лопатки положить!
Норе показалось, что пальцы на ногах Михяла чуть сжались, и, ободренная, она сильнее стеганула крапивой его колени.
— Перестаньте, пожалуйста, — прошептала Мэри.
Мы вылечим его, уверял ее Мартин, мы вдвоем сможем его выходить, мы сделаем это ради Джоанны. Он станет для нас утешением. Ведь это родной наш внук.
Мальчик закричал еще пронзительнее, и Нора замерла, вглядываясь в него. Перекошенное красное личико. Рыжие волосы. Какой-то упрямый неподатливый бесенок. Из-под зажмуренных век струятся слезы, он судорожно дергается, бьет кулачками по полу. И от каждого удара Нора болезненно вздрагивала.
Это не мой сын, сказала Джоанна. С обрывающимся от этих воплей сердцем Нора вдруг поняла, что это не он, не тот мальчик, которого видела она в доме дочери. Сквозь нахлынувшие слезы она ясно увидела странные, нелюдские черты, о которых твердят все в долине. Все эти месяцы ей казалось, что в мальчике есть что-то от Джоанны. Мартин это тоже видел, потому и любил внука. Но сейчас Норе стало ясно: ничего от Джоанны в ребенке нет. Все в точности, как говорил Тейг. Джоанна не признала дитя, потому что ничего от них с Тейгом в нем не было. Он кукушонок, подброшенный к ним в гнездо.
Он не наш, думала Нора. Он не Михял. И она, перевернув мальчика, ударила его новым пучком крапивы по щиколоткам.
Мальчик выл, утыкаясь лицом в камышовую подстилку. На его одежду и передник Норы летели брызги грязи.
— Довольно! — крикнула Мэри.
Это фэйри, думала Нора. Это не мой внук.
Мэри кинулась к ней и попыталась выхватить крапиву.
— Оставь меня, — сквозь зубы прошипела Нора, высвобождая руку из пальцев Мэри.
— Ему же больно! — всхлипнула Мэри.
Нора пропустила это мимо ушей. Тогда девочка схватила корзину с остатками крапивы, желая выбросить их на пол.
Нора успела уцепиться за плетеный край; упрямо сжав рот, она тянула корзину к себе. Мэри, поднявшись с пола, не отпускала корзину и тоже теперь кричала — плакала, такая же красная, как Михял, плакала, не таясь, разинув рот. Они рвали друг у друга корзину, тянули каждая на себя, пока Нора наконец не одолела. Мэри опустилась на пол возле корзины, измученная, с остекленелым взглядом.
— Это жестоко! — рыдала Мэри.
Ребенок кричал во всю мочь, давясь и задыхаясь. Голова его беспомощно моталась из стороны в сторону.
А Нора все била его крапивой.
Наклонившись, Мэри выхватила из корзины то, что в ней оставалось, и швырнула в огонь. Угли моментально почернели под мокрой тяжестью. И не дав Норе слова сказать, девочка ринулась к двери и, распахнув ее настежь, устремилась на заснеженный двор.
Глава 7
Щавель
— ЧТО ВЫ ТАМ, С УМА ПОСХОДИЛИ?
Стоя в дверях, Пег О’Шей во все глаза глядела на Нору и Михяла. Нора сидела на полу, трясясь всем телом и сжимая кулаки, так ногти впивались в ладони. Полуголый Михял вопил от боли. С каждым криком голова его поднималась и падала на пол со стуком, мерным и гулким. Лицо его было забрызгано грязью.
Проковыляв в дом, Пег торопливо подняла ребенка с пола:
— Ну все, все, маленький! Тихо, тихо!
Она опустилась на табуретку возле остававшейся на полу Норы.
— Ради всего святого, что ты, Нора Лихи, сделала с мальчиком?
Нора пожала плечами и вытерла нос.
— Девчонка твоя, Мэри, прибежала ко мне сама не своя — кричит, что ты стегаешь ребенка крапивой. Ты что, в своем уме? Мало ему боли и страданий?
Пристально глядя на Нору, Пег выждала, а потом топнула ногой:
— Хватит! Кончай плакать и объясни, что к чему!
— Отец Хили, — с трудом выговорила Нора.
— Что «отец Хили»?
— Он не станет лечить мальчика. Я просила его. А он сказал, мальчик превратился в идиота, что это точно и сделать ничего нельзя. Он сказал, что слышать не хочет о добрых соседях, потому что все это одно суеверие. — Подбородок Норы дрожал. — А куда Мэри делась?
— Я послала ее на Флеск — набрать щавеля. Прикрой его одеждой, Нора. Хорошо, я сама это сделаю. Малыш вопит так, словно ты его живьем жаришь.
Пег положила Михяла себе на колени и укутала своей шалью.
— А теперь расскажи мне по порядку, что происходит.
— Люди говорят, он подменыш. — Лицо Норы сморщилось в гримасе отчаяния.
Пег помолчала.
— Что ж. Может, и не без того. Is ait an mac an sаol. Мир — чуднóе творение.
— Если ты веришь, что это так, как можешь ты прикасаться к нему? — Нора даже захлебнулась от возмущения. — И почему вступаешься, когда я хлещу его крапивой?
— Нет у тебя сердца, Нора Лихи. Да и мозгов не больше, чем у рыбы. Неужто сама сообразить не можешь, что если это подменыш, то, обижая его, ты своего родного внука страдать заставляешь? Не очень-то понравится добрым соседям жестокое обращение с кем-то из их роду-племени. — Пег приподняла край одежды Михяла и стала осматривать его ноги, поворачивая их так и эдак. — Эк ты его отделала! Что такое на тебя нашло, с чего бы?
Нора, с трудом приподнявшись, села на лавку.
— Я думала, что оживлю ему ноги. Что боль заставит их двигаться. — Она судорожно вздохнула.
— В жизни о такой дикости не слыхала! Ишь, знахарка нашлась! — Пег укоризненно поцокала языком.
— Нэнс Роух так руку Мартину когда-то вылечила. Прямо отошла рука.
— Нэнс Роух дано знание. А ты, Нора, возомнила, будто и тебе тоже. Лучше бы ты заварила крапиву и напоила малыша нашего порченого. — Она прижала голову Михяла к своей морщинистой шее и ласково зашептала ему на ухо: — Что же нам делать с тобой, малютка? Из каких дебрей ты к нам пожаловал?
— Пег, я знаю, что говорят обо мне, — хрипло проговорила Нора. — Будто дочку не Господь призвал, а Эти умыкнули, утащили в свое логовище. И будто от него все несчастья у нас в долине и с меня за это спросится. Говорят… — голос изменил ей, — что Мартин и умер оттого, что этот вон у нас появился. И я гляжу на него, Пег, и все думаю…
— Нора Лихи! Выше голову, наплюй ты на сплетни, которые выеденного яйца не стоят. А коли он и вправду подменыш, так это и к лучшему, стало быть, ты за него не в ответе. И Михяла мы тебе вернем, есть для этого средства.
— Я знаю, что делают, чтоб выгнать подменыша. — Нора сплюнула. — Надо положить его на ночь на навозную кучу, чтоб фэйри признали его и забрали обратно. Надо пугать его огнем. Может, мне его на горячий совок положить, в печь засунуть, может, раскаленной кочергой ему глаз выжечь?
