Держась обеими руками за борт телеги, я до рези в глазах вглядывался в каждый куст, каждую неясную валежину, каждый пень… Вдруг за ними кто-нибудь прячется!.. Вдруг волки?.. Или какой-нибудь невиданный зверь!.. Но опушка медленно проплывала мимо, и ничто не нарушало ее зябкой тишины: ни звуком, ни движением.
И вдруг впереди показался какой-то темный большой силуэт. По спине словно провели влажным концом полотенца. Сердечко екнуло… Миг, и я разглядел стог сена…
– Прибыли, – вполголоса объявил дед, останавливая лошадь. – Поднимайте чучела, а я коня распрягу…
Первым спрыгнул в сухую траву Кольша. Он взял топор, мешок с чучелами и пошел к лесу, ничего не сказав.
Я тоже сполз с телеги, ловя затекшими ногами землю, и поспешил за ним. Тревожно застрекотала сорока в глубине леса, и Кольша остановился, вглядываясь в ближние деревья.
– Рано всполошилась. Нас услышала или зверь какой напугал. – Он бросил мешок с чучелами в траву. – Ты со мной не ходи, побудь здесь, я один подчучельники вырублю…
Чутко ловил я каждый шорох, стоя на опушке леса, и слышал, как дед тихо бормотал что-то, разговаривая или сам с собой, или с лошадью, как ломались сухие сучья под ногами у Кольши, как уныло свистел ветер в деревьях, и мысленно торопил события: ну скорее бы началась охота!.. Скорее бы!..
Гулко застучал топор, отпугнув все звуки, и сразу потеплело на душе от этого домашнего стука, отлетели ненужные мысли…
Пока дед возился со сбруей, распрягая лошадь, и маскировал телегу у стога, Кольша приволок три прогонистых березовых шеста.
– Держи, – подал он мне тонкий конец одного из них. Сам он наклонился и вынул из мешка чучело косача, сшитое из черного сукна. – Есть один! – Кольша насадил на шест чучело, всунув его острие в специально оставленное отверстие. – Поехали. – Он потянул шест к разлапистой березе на опушке колка и поднял его, прислонив к одному из нижних сучьев. – Придерживай, чтобы не упал. – Ловко охватив корявый ствол дерева руками и ногами, Кольша полез по нему и быстро добрался до толстого отростка. Опираясь на него, он потянул к себе шест вместе с чучелом, просовывая вверх промеж сучьев.
Я стоял, задрав голову, втайне завидуя Кольше, и восхищался его ловкостью, замирая от остроты чувства страха перед высотой.
Так, перетягивая за собой шест с чучелом, Кольша долез чуть ли не до вершины дерева и укрепил шест раздвоенным концом на одном из сучьев. Чучело зачернело над самыми верхними ветками березы и удивительно походило на сидящую там птицу. Слез Кольша быстро и поволок второй шест с чучелом к другой березе…
– Как тут у вас? – Вздрогнув, я оглянулся. Сзади стоял дед, подняв голову. – Сойдет, – остался он доволен тем, как поставлено чучело. – Валяйте дальше, я пойду скрадок делать…
Быстро светало. Далеко отходил от леса покос со стогами сена, подпирало ближние островки леса обширное жнивье с частыми кучками соломы, и убегала вдаль травянистая пустошь…
Дед ходил по лесу, ломая мелкий валежник, топтался у кряжистой березы. И пока я наблюдал за ним, подошел Кольша.
– Все! Четыре чучела поставил – три на березах, а одно на тальнике пристроил. – Лицо его было распаренным и веселым. – Идем теперь за соломой. – Торопясь, он направился к жнивью. Я – за ним.
Большая кучка соломы желтела невдалеке, Кольша охватил ее сверху и крикнул мне:
– Бери тоже охапку!
Мой клок соломы, который я выхватил сбоку, трудно было назвать охапкой, но кое-что я все же понес. Солома пахла землей и пшеницей. Легкая вначале поноска быстро потяжелела, поползла вниз, мешая ходу. Выглядывая из-за нее, я не терял из вида Кольшину спину и крепился, сильнее и сильнее сжимая немеющие руки…
– Довольно, – услышал я близкий голос деда и тут же почувствовал облегчение: он забрал у меня готовую соскользнуть под ноги солому.
Скрадок из притуленных к березе хворостин был не плотен, светился насквозь, и я, умеряя дыхание, не выдержал:
– Как тут прятаться?! Видно же…
Дед стал напихивать солому внутрь скрадка.
– Спрячемся. Сейчас натрусим соломы поверху и – в аккурат будет.
– Я пойду. – Кольша заторопился.
– Давай. Да лошадь шибко не гони. – Дед уминал подстилку, посунувшись в скрадок. – С болота начинай, с тальников…
Кольша двинулся к стогу. Шаги его скоро затихли.
– Лезь. – Дед подтолкнул меня к скрадку. – Устраивайся.
Меня накрыла теплой волной тихая радость: наконец-то начнется охота! Став на колени, я прополз под сучьями в скрадок и привалился спиной к комлю березы. Отсюда сквозь ветки видно было и заголубевшее небо, и все чучела на крайних деревьях, и ближние дали…
– Ну как, ветки в глаза не лезут?..
Меня немножко трясло от нетерпения: и чего дед канителится?! Прятаться надо!
– Да не-е… – все же отозвался я.
– Вот и хорошо. – На короткое время большой дед загородил половину света. – Да тут чаи гонять можно. – Глаза у него весело поблескивали. – Отрада! – Дед зарядил ружье и прислонил его к сучковатой валежине. – Теперь смотри и слушай!..
Лес прояснился до каждого сучка, до каждой веточки. Даже самые густые его чащи приобрели свой привычный рисунок. В соседнем колке наперебой застрекотали сороки, дробно зачастил кто-то палкой по дереву.
– Дятел, – шепнул мне дед, заметив, как я насторожился. И тут раскатисто, с задором и вызовом, прокричала какая-то птица в соседних кустах, еще и еще.
– А это куропат. – Дед улыбался, понимая меня. – Этот хитрый – на чучела не прилетит.
Кто-то захлопал крыльями о ветки, и дед схватился за ружье. На вершине одной из берез я увидел большеголовую и длинноклювую ворону.
– Кыш, стервятина! – Дед зашевелил сучками, и ворона улетела. – Думал косач…
Над дальним лесом небо порозовело. Закраснелись вершинки деревьев. Робко зашелестел соломой свежий ветерок. Засуетились, запищали какие-то птички, и вдруг где-то далеко-далеко раздался непонятный крик. Кричал не то человек, не то зверь какой. Не отчетливо, глухо, и я качнулся к деду, робея.
– Не бойся, это Кольша орет в ряму, косачей пугает.
И тут я заметил у соседнего леса больших черных птиц, летящих низом, и зашептал, чувствуя, как горло перехватило от волнения:
– Косачи, деда! Косачи!
– Тише ты! Вижу! – Дед заволновался, загораясь давно охватившим меня азартом. Он весь напрягся, глаза засверкали особым светом…
Но косачи осыпали соседний лес, рассаживаясь по нему с громким хлопаньем крыльев. Я чуть отвлекся и замер: к одному из наших чучел садился косач, блестя вороненым оперением в лучах взошедшего где-то солнца. Он коротко проквохтал и затих, вертя головой. А я не смел пошевелиться, замерев в неудобной позе. Выстрел грянул оглушающе, встряхнул лес, прокатившись по нему многократным эхом. Синий дым застлал скрадок, но я все же увидел, как тетерев стал валиться вниз, ударяясь о ветки, и рванулся было наружу, но дед удержал меня:
