Послушав, на всякий случай, притихший лес и не уловив никаких звуков, я стал спускаться вниз. Изрядно поцарапавшись, спрыгнул на землю. Внизу было много темнее и пришлось долго шарить по сухим острым сучьям – пока не нашлось ружье. Едва я взял его в руки, как полное спокойствие вернуло мне былую уверенность. Дозарядив ружье, я тихо, с осторожностью, с чутким прислушиванием к каждому шороху, двинулся вдоль уреза травяных зарослей. Мысль о том, что я не мог промахнуться в «козла» с двадцати шагов, потянула меня к темным разрезам тины, оставшимся от недавних прыжков стреляного зверя. Едва приметная тропка виднелась среди высоких кочек, и, пройдя по ней немного, я увидел в траве рыжее пятно – «козел» лежал без движения.
Глава 3. Память
1
Осень пришла без дождей, и мы засуха управились с огородом. Ни часа свободного времени не оставалось у меня почти весь месяц – школа да работа. Даже на охоту пришлось выбегать только на болотину, за огороды, и то не каждый день.
Едва удалось передохнуть, как натянулось ненастье: то морось, пробирающая до костей, то мокрый снег, а в такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку со двора не выгонит.
В один из дней, когда дед ушел к своему закадычному другу Прокопу Семенишину, а матушка уселась вязать мне шерстяные носки на зиму, я решил расспросить её о молодых годах. С недавних пор, как только дед рассказал мне о своем движении по жизни, меня потянуло узнать родословную не только по линии матери, но и по линии отца. Раньше я не интересовался предками из-за малости лет, а потом, после похоронки с фронта, долго боялся тревожить мать. Теперь, когда прошло пять лет со дня нашего горя, я решил, что говорить об этом уже можно.
– А как вы с папкой познакомились? – после ничего не значащего разговора, вклинил я свой душевный интерес.
Матушка не удивилась вопросу – вероятно, она его ждала и ответила:
– Я, сынок, расскажу тебе всё, что знаю и что запомнилось от твоего отца и свекрови. Сама я многое не застала.
Твой дед по отцу – Иван Крупин – был из казачьего сословия, высокий, стройный, русоволосый, кутила и забияка. Бабушка – Варвара Васильевна Крупина (Покровская) – из ссыльных дворян, красивая и статная. Ты её видел в младенчестве, но вряд ли запомнил. Жили Крупины в Крупянке, что на Иртыше, которая долгое время была волостным центром и местом ссылки.
Когда Иван Крупин посватался к Варваре, её отец не дал согласия на их брак. «Негоже, – сказал он, – дворянке идти в жены к простому казаку». И тогда Иван сманил Варвару убегом на Дальний Восток, к своей родне. Там и родился твой отец. В каком-то споре или драке случилось убийство, где, кроме других, был замешан и дед Иван. Его и осудили на восемь лет. А баба Варя была в положении и вернулась в Крупянку, к родным. Там и родила дочку Катю.
Через год или два баба Варя познакомилась с работником реки Дмитрием Венцовым – шкипером на пассажирском судне, родом откуда-то из Центральной России. Вероятно, большой души был человек: холостой, ни разу не женатый, а не остановился перед выбором, взяв в жены женщину с двумя малолетними детьми, а ведь в те времена недостатка в девушках не было. Так твой отец – Емельян Иванович Крупин стал Емельяном Дмитриевичем Венцовым. Вскоре по желанию или по распоряжению начальства Дмитрий Венцов перевелся в другую пароходную компанию, в верховья Иртыша – в город Зайсан, что в Казахстане (тогда вся теперешняя территория Казахстана была Россией). Там он до самой революции работал на реке, а потом уволился.
Где-то перед Гражданской войной баба Варя решила проведать родных и поехала в Крупянку. Как раз к этому времени вышел из тюрьмы и Иван Крупин, почему-то отсидев не полный срок, – может, когда началась смута, всех и выпустили из тюрем. Он и предложил бабе Варе начать снова совместную жизнь, ссылаясь на детей. Но она не согласилась. Тогда его родня выкрала твоего отца, а баба подкупила какую-то женщину и обманным путем вернула Емельяна.
В Гражданскую войну Иван Крупин ушел с белыми, и после о нем не было ни слуху ни духу.
Дмитрий Венцов был мужик добрый и мягкий характером. Соседи даже не знали, что твой отец и тетка были ему не родными. У них с бабой Варей родилось двое: Мария и Георгий. Георгий погиб в эту войну, а Мария жила в Казахстане, в деревне Карабулак, что в пятнадцати километрах от города Зайсана. Замужем она была за Кобышевым Титом Власовичем. Четверо детей у них родилось: Валерий, Сергей, Гоша и Владимир. Сергей погиб в двенадцать лет, схватив оборванный провод не отключенного электричества. Валера, Гоша и Владимир где-то в Казахстане – связей с ними нет.
Дмитрий Венцов умер в степи во время пахоты. Поехал он с Емельяном пахать. Отработали день, поужинали и, завернувшись в тулуп, уснули. Утром обнаружилось, что он мертвый.
Бабушка Варвара вышла замуж в третий раз за Сысоева Тимофея, у которого незадолго до этого умерла жена, оставив ему пятерых детей: Нюру, Петра, Николая, Федора и Ивана. Еще, будучи живым, Дмитрий Венцов говорил бабе: «Жалко Сысоева Тимофея – умерла у него жена, пятеро детей осталось, как он их поднимать будет».
Свели семьи: у Сысоева пятеро и у бабы Варвары четверо – девять человек да самих двое. Прошло время. Поехали как-то на мельницу Петр с Катей вдвоём, а по возвращении заявляют: «Мам, мы поженились…» Баба Варвара в слёзы, а Тимофей долго ругался, да что делать? Факт-то свершился. Емельян вернулся вечером, видит – Петр и Катя лежат на кровати вместе, спят. «Что это такое?» – спрашивает. Мать заплакала: «Поженились!» – «Ну, ну, давайте теперь я на Нюре женюсь, зачем далеко ходить – своих женихов и невест хоть отбавляй…» Но что сделано – то сделано, не поправить…
Все это было интересным, хотя и не совсем в русле моего желания, и я не перебивал, выстраивая из слов матери далекие образы, ход событий.
– Отец твой – Емельян, я его звала Мелей. – Впервые мать назвала отца так, как они общались друг с другом, и это было для меня путеводным лучиком в их душевные отношения, – окончил семь классов, хотя и не ахти какое образование, но заметное по тем временам. Он хотел учиться и дальше, но Тимофей Сысоев заявил бабе Варе: «Мой не будет учиться, а твой будет, как это?» Он имел в виду Петра. Но Петр учиться не хотел, у него другие мысли в голове ходили – недаром рано завлек тетю Катю. А Тимофей их уравнивал, прикидывая со своей колокольни. – Мать говорила не прерываясь, быстро работая спицами, видимо, и её затянули воспоминания. – Чтобы не раздувать в семье скандал, твой отец, под предлогом посещения родни, уехал в Сибирь, в Крупянку, к деду с бабкой. Какое-то время он помогал им по хозяйству. Как раз к этому времени в райцентре открылись курсы счетоводов, и Емельян стал там учиться. После окончания курсов его направили счетоводом в нашу деревню. Как-то в магазине к нему пристали деревенские верховоды. Дело дошло до драки, кровопускания из носа. А в это время в магазин вошел твой дед Данила. Он и заступился за счетовода. «Не годится, – сказал, – троим на одного», – и раскидал, как цыплят, нападавших, а Емельяна повел к себе домой умыться. Я и вышла полить гостю воды на руки. С той встречи и понравились мы друг другу. А было мне тогда семнадцать лет. – Матушка поглядела в окно, словно увидела там себя – юную, а может, и отца, или тот судьбоносный момент… – Стали мы дружить, – продолжила она, – а когда мне исполнилось восемнадцать – поженились. Меле – двадцать один, мне – восемнадцать. В тот же год мы поехали в Зайсан, решив там жить. Отец работал то учителем, то бухгалтером в разных учреждениях, а когда родился ты – ему предложили место бухгалтера на таможни. Она находилась в горах, на таком же расстоянии от Зайсана, как мы сейчас от города. Километрах в двух от таможни располагался погранотряд. Через границу шел товарообмен, который контролировали пограничники. Вьюки с товарами везли на верблюдах. Из иностранцев там проходили китайцы и татары, звали их господами. Они ночевали на таможни, но близкий контакт с ними не допускался. Отец как-то выпил вина с приезжими, и кто-то доложил, что бухгалтера приглашают заграницу работать. Его вызвали в погранотряд и строго предупредили: «Чаем их угощай, сам пей с ними чай, а вино – не смей!»
