«Сообщение началось с новой группы пищащих сигналов».
«Высота была слишком малой, возможность же разбиться наоборот».
«Все же нужно заставить хлебопекарную промышленность вернуть в хлеб половину тех питательных веществ, которые были изъяты из него, причем без уменьшения стоимости».
«Мозг во время своей работы испускает маленькие электрические импульсы».
«Раздался звук щелчка».
«Ему показалось, что отзвук стука разнесся вдоль всей улицы».
Как видите, за 100 лет ничего не изменилось, а возможно, стало еще хуже. Я спрашивала у знакомых переводчиков, почему их коллеги допускают подобные ошибки. И мне отвечали, что в вузе их учили, в основном, понимать чужой язык, но очень мало внимания уделяли тому, как формулировать свои мысли на родном. А когда мы не уверены в своих решениях, то хватаемся за готовые ответы. В данном случае – за «языковые клише», сидящие в нашей памяти. И, может быть, легче всего нам припоминаются именно канцеляризмы.
Но сейчас, когда наша жизнь уже не регламентирована так строго и наша речь не подвергается непрерывной атаке лозунгов, люди должны были бы начать говорить и писать проще? По крайней мере, если речь идет не о переводах, а о их собственном творчестве? Ничуть не бывало! Перед вами еще одна подборка – на этот раз из рассказов и повестей молодых авторов:
«В течение многих лет мы проявляем заботу об этой собаке».
«Наши соседи оказали нам большую помощь при переезде».
«В этом романе показана сила размаха борьбы полицейских с организованной преступностью».
«В качестве основного аргумента мои оппоненты использовали закон, а я парировал милосердием».
«Власти хотят управлять нами не только с помощью формирования общественного мнения, но и контролирования процесса генерирования и передачи информации в нужном нам направлении».
«А кому захочется жить на планете, на которой осталось всего двадцать процентов жизни, включая людей?»
«Ему пришлось обратиться к коренному населению этого острова: «Войдите в мое положение и окажите помощь в похоронах трупов моих мертвых товарищей».
«Из всех стадий приготовления целебного отвара самый важный – правильный сбор трав».
«Казалось, что совести в нем вообще не присутствовало».
«Молодежь часто проводит время в общении между собой».
«Главная задача врачей заключается в необходимости оказывать помощь больным».
«Для продолжения учебы я предпринял переезд в другой город».
«Мой отец уже стоял на пороге того возраста, когда образование морщин ускоряется, а волосы начинают свое выпадение».
«Слишком часто родители делегируют воспитательные функции дедушкам и бабушкам».
«Осознанность настигла меня лишь на улице».
«Мы до сих пор являемся глубоко несчастными созданиями, имея при том все возможности для обратного».
Последняя фраза мне особенно нравится. На мой взгляд, она содержит глубокую и верную мысль; и сама форма, в которой эта мысль выражена, подчеркивает ее правильность. Мы действительно «имеем все возможности» для избегания канцеляризмов, но не пользуемся этим – и потому не только «являемся глубоко несчастными созданиями», но и делаем глубоко несчастными наших читателей.
Впрочем, пальму первенства я все же отдам другому автору, породившему такую замечательную фразу:
«Медиумы, предсказатели будущего и просто гадалки сколотили состояния, продавая мрачные туманные предсказания и советы, как избежать опасности остаться в живых».
Он так сильно «набил» свое предложение неопределенными формами глагола, что оно «вывернулось наизнанку» и поменяло свой смысл на противоположный, а писатель ничего не заметил.
Что же заставляет начинающих авторов так часто прибегать к канцеляризмам?
Смущение или равнодушие?
Могу представить себе два сценария.
Первый: автор был слишком смущен обуревающими его чувствами (мы помним, что выражение сильных чувств в нашем обществе зачастую табуировано) и потому использует «язык избегания» – старается построить свою речь так, чтобы никто не догадался о его настоящих эмоциях. А канцелярит для этого приспособлен как нельзя лучше.
Достаточно услышать:
«чувство глубокого волнения»,
«чувство глубокого удовлетворения»,
«чувство нескрываемой гордости»,
«чувство нескрываемой радости»,
чтобы понять: произносящий их вовсе не взволнован, не рад, не горд и не испытывает «чувство глубокого удовлетворения», чем бы оно на самом деле не являлось.
Желая искренне посочувствовать человеку и поддержать его в горе, вы скажете: «мне так жаль», «это ужасно», «бедный ты мой, хороший» или какие-то другие «человеческие» слова. Но если вы хотите только обозначить эмоции, а на самом деле не испытываете их, то, скорее всего, скажете: «примите мои соболезнования».
Вы, наверное, уже угадали второй сценарий, при котором автор прибегает к канцеляризмам: когда он не прикидывается равнодушным, а действительно не испытывает совсем никаких чувств. Поэтому ему ничего не лезет в голову, а написать хотя бы несколько строк нужно. И снова канцеляризмы кажутся спасением: ведь они, как мы уже установили, представляют собой готовые клише, из которых, как из кубиков, можно составлять текст. Но в таком случае неизбежно получится то самое «мертвое слово», от которого нас предостерегали Корней Чуковский и Нора Галь.
Что же делать?
Самый простой и мудрый совет: не писать на те темы, которые оставляют вас равнодушными, и не скрывать свои чувства, если вопрос вас по-настоящему волнует.
Но как быть, если что-то написать необходимо, а вам либо смертельно скучно, либо вы испытываете сильное смущение?
* * *
Давайте снова обратимся за помощью к классикам. Вот короткий отрывок – начало романа «Дворянское гнездо»:
«Весенний, светлый день клонился к вечеру; небольшие розовые тучки стояли высоко в ясном небе и, казалось, не плыли мимо, а уходили в самую глубь лазури.
Перед раскрытым окном красивого дома, в одной из крайних улиц губернского города О… (дело происходило в 1842 году), сидели две женщины – одна лет пятидесяти, другая уже старушка, семидесяти лет».
Конечно, Тургенев очень любил и природу Среднерусской возвышенности, и «дворянские гнезда», да и губернский город О. (очевидно, Орел, неподалеку от которого находилось Спасское-Лутовиново – имение Ивана Сергеевича), возможно, вызывал у него симпатию. Но в процессе написания этих строк он вряд ли испытывал какие-то особенно сильные чувства и прилив вдохновения. Собственно говоря, эти две дамы были нужны ему лишь для того, чтобы завести разговор о главном герое, а впоследствии познакомить его с Лизой Калитиной. Тем не менее, писатель «представляет» читателю двух приятельниц со всей возможной учтивостью.
