– Ты сошла с ума? – кричу я. – Ты пыталась убить Верховного Короля Фейриленда!
– Не пыталась, клянусь, – отвечает она. – Хотела убить девчонку, которая с ним была.
На секунду я так огорошена холодной жестокостью ее слов, что не могу говорить.
Снова смотрю на Никасию, на халат, в который она кутается. Слова ее эхом звучат в голове, и внезапно до меня доходит, как все произошло.
– Ты хотела сделать ему сюрприз, появившись в спальне.
– Да, – подтверждает Никасия.
– Но Кардан оказался не один… – продолжаю, надеясь, что она закончит предложение.
– Когда я увидела арбалет на стене, то решила, что прицелиться будет не так уж трудно, – говорит Никасия, забывая рассказать, как тащила оружие по галерее, хотя арбалет большой и тяжелый, и сделать это оказалось непросто. Представляю себе ее бешенство и полное помешательство.
Хотя, конечно, не исключено, что все делалось с холодным расчетом и на ясную голову.
– Знаешь, а ведь это государственная измена, – громко произношу я, замечая, что меня начинает трясти. Это шок от покушения на Кардана, от осознания того, что его могли убить. – Тебя приговорят к смерти. Заставят танцевать в раскаленных железных башмаках, пока не умрешь. А если заключат в Башню забвения, считай, что тебе повезло.
– Я – Принцесса Подводного королевства, – надменно заявляет она, но видно, что мои слова дошли до нее и Никасия потрясена. – Я не подсудна законам суши. Кроме того, говорю тебе, я в него не целилась.
Теперь объяснимо ее мерзкое поведение в школе: она думала, что ее нельзя наказывать.
– Ты раньше когда-нибудь пользовалась арбалетом? – спрашиваю я. – Ты подвергла жизнь короля опасности. Он мог погибнуть. Понимаешь, идиотка, он мог погибнуть!
– Я сказала тебе… – продолжает бубнить она.
– Да-да, соглашение между морем и сушей, – перебиваю я сердито. – Но по чистой случайности мне известно, что твоя мать намерена разорвать договор. Видишь ли, могут сказать, что его заключали Королева Орлаг и Верховный Король Элдред, а не Королева Орлаг и Верховный Король Кардан. Договор больше не действителен. А это значит, что он тебя не защитит.
Никасия таращится на меня. Теперь она по-настоящему испугалась.
– Откуда ты знаешь?
«Раньше не была уверена, – думаю про себя, – а теперь знаю».
– Скажем так: мне известно все, – вместо ответа заявляю я. – Все. И всегда. Хотя я собираюсь предложить тебе сделку. Сообщу Кардану, страже и вообще всем, что стрелок убежал, если ты кое-что сделаешь для меня.
– Согласна, – говорит Никасия еще до того, как я успеваю изложить условия. Она явно в отчаянии. На секунду во мне поднимается желание отомстить. Когда-то она смеялась надо мною, униженной. Теперь у меня есть возможность позлорадствовать.
Так вот какова власть на вкус, чистая, ничем не ограниченная власть. Это восхитительно.
– Расскажи мне, что планирует Орлаг, – требую я, отбрасывая все посторонние мысли.
– Я думала, ты все уже знаешь, – сердито произносит она, подвигаясь, чтобы встать с ложа. Одной рукой Никасия придерживает халат. Думаю, под ним у нее мало что надето. А может, вообще ничего.
«Тебе надо было просто войти туда, – внезапно хочется сказать мне. – Войти и сказать, чтобы он забыл про другую девушку. Может, он так и сделал бы».
– Ты хочешь купить мое молчание или нет? – спрашиваю я, присаживаясь на край постели. – У нас остается не так много времени до того, как меня отправятся искать. Если тебя увидят, поздно будет оправдываться.
Никасия издает протяжный страдальческий вздох.
– Моя мать сказала, что он молодой и слабый король, что слишком подвержен чужому влиянию. – Она высокомерно смотрит на меня. – Мать рассчитывает, что он удовлетворит ее требования. Если да, то ничего не изменится.
– А если нет?
Она вздергивает подбородок:
– Тогда перемирие между сушей и морем закончится и пострадает суша. Острова Эльфхейма погрузятся в волны.
– И что потом? – спрашиваю я. – Вряд ли вам с Карданом удастся объясниться, если твоя мать устроит потоп.
– Ты не понимаешь. Она хочет, чтобы мы поженились. Хочет, чтобы я стала королевой.
Я так изумлена, что какое-то время просто смотрю на нее, сдерживая приступ безудержного истерического смеха.
– Ты его едва не убила.
Она смотрит на меня равнодушно:
– Ну и что, ты же убила Валериана, разве нет? Я виделась с ним ночью перед тем, как он исчез. Валериан говорил о тебе, клялся, что ты заплатишь за удар ножом. Говорили, что он умер на коронации, но я так не думаю.
Тело Валериана зарыто в поместье Мадока, за конюшнями, и если бы его нашли, я бы об этом уже услышала. Это ее догадки.
А даже если убила, то что? Я – правая рука Верховного Короля Фейриленда. Он может простить мне любое преступление.
И все же воспоминание о той ночи пробуждает во мне ужасное напряжение схватки за собственную жизнь. Я думаю о том, что Никасия наслаждалась бы рассказом о моей смерти, как наслаждалась всеми унижениями, которым меня подвергали. Как наслаждалась ненавистью Кардана ко мне.
– Когда в следующий раз ты поймаешь меня на месте преступления, тогда и будешь выпытывать мои секреты, – говорю я. – А сейчас мне хотелось бы знать, что твоя мать намерена делать с Балекином.
– Ничего, – отвечает Никасия.
– А я думала, что Воздушный народ не умеет лгать.
Никасия прохаживается по комнате. На ногах у нее комнатные тапочки, их носки загнуты, как раковины улитки.
– Я не лгу! Мать уверена, что Кардан согласится на ее условия. Она просто льстит Балекину. Позволяет ему думать, что он еще что-то значит. А он не значит ровным счетом ничего. И не будет значить.
Пытаюсь сложить воедино кусочки головоломки.
– Потому что он – ее запасной вариант на случай отказа Кардана жениться на тебе?
У меня голова идет кругом; помимо прочего, я осознаю, что не могу позволить Кардану жениться на Никасии. Если это произойдет, то убрать их обоих с трона станет невозможно. И Оук никогда не будет править.
А я потеряю все.
Сузив глаза, Никасия смотрит на меня:
– Я сказала тебе достаточно.
– Ты все еще думаешь, что мы в игрушки играем, – говорю я.
– Вся жизнь – игра, Джуд, – отвечает Никасия. – Ты это знаешь. А теперь твой ход. – С этими словами она идет к огромным дверям и отворяет одну створку. – Иди к ним и, если хочешь, расскажи все, только знай: кто-то, кому ты веришь, уже предал тебя. – Слышу, как по камням шлепают ее тапочки, а потом с тяжелым стуком закрывается дверь.
