– Садитесь за стол, – сказал первый.
– Пожалуйста, – сказал второй. – Сейчас начнём.
И словно был дан какой-то сигнал: один за другим вошли в Малый зал гуськом остальные учёные. Мы сели.
Итак, мы сидели за общим столом, человек нас где-то было двенадцать-пятнадцать. Был пущен листок по рукам, каждый на нём зафиксировал Ф. И. О. Слева от меня сидела Мария, справа – учёный с торчковатой бородкой, звали его, как потом оказалось, Лодыгин Владимир Петрович. Место председателя занял тот – тот, который открывал только что форточку. «Господа», – открыл он собрание.
– Господа, – сказал председатель, и мне показалось, что он сейчас добавит «товарищи»; я не ошибся. – Товарищи! Вопрос непростой, деликатный, тут спешки быть не должно, затягивать заседание тоже нет никакого резона, решим вопрос – по домам разойдёмся, предлагаю не отвлекаться на постороннее, к повестке дня отнестись ответственно, по-деловому…
Я приготовился. «Понятно», – прошептала Мария. Я не понял, что она поняла.
Глаза у неё хорошие – вот что. Светлые, голубые, даже иногда синие бывают, – это когда как, всё зависит от освещения, разные глаза (не в том смысле разные, что один голубой, а другой синий, а в том, что разное в них разглядеть можно… можно много чего высмотреть…).
– Вы все понимаете, – сказал председатель, – вы все хорошо понимаете, что такие направления в науке, как наше, наша общественность без внимания никогда не оставит. Общественность нашу волнует всё новое, и это вполне естественно. Вопрос в том, кто информирует общественность и как. Сегодняшнее заседание учёного совета посвящается обсуждению попыток так называемой популяризации известных вам идей, связанных с темой «Некоторые аспекты».
Нет, это я, это не он, а я назвал её так: «некоторые аспекты». Председатель же произнёс другое тогда название темы, настоящее, и, услышав то самое настоящее, я ужаснулся тихонечко: куда мы, Мария, пришли!.. Я и сейчас не решаюсь воспроизвести настоящее название темы, ибо не в состоянии вспомнить: из шести-семи заглавных слов значения как минимум четырёх мне были вообще неведомы, а на сегодняшний день поручиться могу лишь за одно: «сингулярность». А пусть так и будет в дальнейшем – «некоторые аспекты», так убедительней, проще.
– Мне грустно говорить об этом, – продолжал председатель с неподражаемой грустью в голосе, – но я имел трудный, нелицеприятный разговор с Мукомоловым. Я должен вас проинформировать, товарищи. Академия наук уже выразила свою озабоченность состоянием освещения в печати некоторых аспектов. Тему отдали на откуп дилетантам, это верно, качество публикаций крайне низкое, берутся, так сказать, за перо люди некомпетентные, всё перевирающие, ничего не понимающие в некоторых аспектах, звон где-то слышавшие, но где он, не знающие. Мы же, специалисты, потеряли контроль над теми, кто пишет и кто издаёт, и это мнение Академии, хотя, между нами, товарищи, никакого контроля с нашей стороны вообще никогда не было, и это очень и очень прискорбно. Пора покончить с бесконтрольностью. Иначе некоторые аспекты как тема научных исследований могут быть серьёзно дискредитированы в глазах нашей общественности. Нам настоятельно рекомендовано всесторонне обсудить проблему и принять чёткое решение. О принятом решении надлежит сообщить Мукомолову. Нет других предложений?
– Нет, нет, всё правильно, – заговорили учёные.
– Далее. Мы пригласили на совещание представителей издательств, журналов, газет… Будьте добры, представьтесь, пожалуйста. Как ваше имя-отчество?
– Моё? – переспросила Мария. – Моё имя-отчество Мария Викторовна.
Я тоже представился.
– Очень приятно, – сказал председатель, – к нам наконец пришли издатели. Правда, издают они, как я понял, журнал, так сказать, в данном случае для домашних хозяек. Остальные издатели, к сожалению, опять не пришли, а я всех обзванивал, ну ничего, это не страшно, проблемы у нас у всех общие, будем работать этим составом. Пожалуйста, Александр Александрович, расскажите о вашем издании.
Честно говоря, я не был расположен к беседе. Я и не думал ничего говорить. Но когда я увидел, что на меня глядят учёные и ждут от меня каких-то нужных им слов (от которых, быть может, зависят судьбы научных открытий), я не выдержал и заговорил. Я заговорил о журнале – о том, что я знал: какой у него тираж, какой у него объём, какие рубрики в нём интересные (всё ж отдельные номера мне приходилось когда-то просматривать – как «нашему постоянному автору»), я отметил раздел юмора, пользующийся заслуженной популярностью у массового читателя, и раздел «Спорт на дому», раздел «Рукодельница» и раздел головоломок, ребусов и кроссвордов; я позволил себе пожелать «побольше таких журналов», при этом я упрекнул за негибкость политику Госкомиздата
[6] и особенно сурово раскритиковал полиграфическую базу государственных издательств, не способную обеспечить хотя бы удовлетворительное воспроизведение цветных фотографий, не говоря уже об уровне мировых стандартов. Я говорил всё это очень серьёзно, ответственно, со знанием дела, и в то же время старался показать учёным, что я вполне осознаю: то, что они слышат от меня, может, вовсе не то, что им нужно. Учёные слушали заинтересованно, они отмечали что-то в блокнотах, один из присутствующих записывал всё, что я говорил, – он вёл протокол. Иногда я поглядывал на Марию, как бы советуясь с нею, то ли я говорю, – и она, как бы соглашаясь со мною, опускала ресницы. У неё густые ресницы, прямые, она говорит: как у коровы – совсем не загибаются кверху, что редкость, а летом в июне ей досаждает тополиный пух, такие длинные (я говорю).
– Это интересное сообщение, – сказал председатель. – Но было бы любопытно узнать, как у вас обстоят дела с некоторыми аспектами? Есть ли у вас публикации, заслуживающие внимания?
Я честно ответил:
– Нет. Такие публикации мне не известны. Более того, лично я даже представить себе не могу автора, способного донести всю проблематику ваших аспектов, хотя бы и некоторых, до сознания нашего специфического читателя. Такой гипотетический автор должен не только знать досконально предмет, что, само собой разумеется, но и глубоко чувствовать особенности… – Ну и так далее, говорил я достаточно долго. – Вы понимаете, о чём я говорю?
– Безусловно, – сказал председатель, – я вас хорошо понимаю.
– А сколько у вас платят за авторский лист? – спросил кто-то с другого конца стола.
Я не знал, сколько платят, но ответил достойно:
– Кому сколько, – и, кажется, удовлетворил любопытство спросившего.
– А есть ли в вашей редакции ставка учётчицы писем?
– А печатаете ли вы в двенадцатом номере список публикаций за год?
– Часто ли вы допускаете опечатки?
Учёные спрашивали, лишь бы спросить, – нравилось им это занятие.
