— Я готов ждать хоть всю жизнь.
— Я свыкнусь с этим. Придется свыкнуться, — зажмурилась я. — У меня просто нет иного выбора.
— Почему же, есть. Я бы понял.
— Ох, ради бога… Это бы все равно не помогло. — Я отняла от него руки и потерла пальцами виски, словно надеясь тем самым как-то раздвинуть свой разум, чтобы он в состоянии был все это охватить.
— Я совершенно серьезно, Кейт. Тебе необязательно здесь оставаться, если для тебя все это чересчур.
Я снова открыла глаза. Сквозь стоявшие в них слезы я увидела перед собой его лицо, широкий лоб, прочерченный от волнения морщинками, его зеленовато-голубые глаза, в которых сейчас отражался шедший от дома свет.
— Да, конечно. Но, видишь ли, в том-то все и дело: я уже очень давно не могу жить без тебя. Что бы там ни было и кем бы ты ни был.
Джулиан на миг опустил веки. Потом поднялся с колен и, развернувшись, прислонился к стене рядом со мной, вытянув вперед, в траву, свои длинные ноги. Под темными шерстяными брюками костюма рельефно проступили квадрицепсы. От его руки, лежавшей позади меня на холодном камне и почти не касавшейся моей спины, исходило ощутимое тепло.
— Я полагаю, у тебя есть вопросы, — сказал он.
— У меня миллион вопросов. Но я не знаю, о чем спрашивать. Я вообще не представляю, как в это поверить. Даже теперь, осязая тебя рядом с собой — такого реального, теплого, сильного… такого настоящего, — я все равно никак не могу отделаться от мысли, что это не может быть правдой. Этого просто не может быть! Потому что только прошлой ночью, этим утром мы лежали с тобой рядом… — Продолжать я не могла, воспоминания были слишком трогательны.
— Может, пойдем в дом? Обсудим все это за бутылочкой вина?
Прозвучало это так обыденно — впрочем, что еще нам оставалось делать?
Я согласно кивнула, и Джулиан, подхватив меня со стены, поставил на ноги и взял за руку. В молчании мы пошли к дому.
Все между нами теперь как будто перемешалось и переоценивалось, голова буквально шла кругом. Почему-то я никак не ожидала, что он в этом признается. Вопреки всякой вероятности, я предполагала услышать от него какое-нибудь смешливое объяснение, пусть даже это будет неправдой, и мы оба будем знать, что это неправда. Почему-то я надеялась, что все само собою утрясется и мы будем, как прежде, просто Джулианом и Кейт.
Он привел меня в библиотеку, усадил на диван. Через минуту вернулся с графином красного вина и двумя бокалами.
— Лафит восемьдесят второго года, — сообщил он, наполняя мне бокал. — Берег для особого случая.
— Вроде того, что ты объявишь своей подружке, что ты с 1916 года герой войны? — съязвила я.
Джулиан глянул на меня с улыбкой.
— О, к тебе возвращается чувство юмора, — сказал он, отставляя емкость с вином на кофейный столик, и уселся подле меня. — Хороший знак. Хотя, сказать по правде, я налил его в графин еще утром, до отъезда. — И он с наслаждением поводил носом над бокалом.
— То есть ты в любом случае планировал сегодня мне это рассказать?
— Нет. — Джулиан тихо улыбнулся. — Просто был очень растроган, увидев тебя на рассвете на моей подушке.
Он протянул ко мне свой бокал, и мы чокнулись.
— Не представляю, за что мы сейчас пьем, — усмехнулась я.
— Думаю, за правду. Знаешь, для меня это немалое облегчение. Особенно учитывая то, что ты, похоже, восприняла это так неплохо.
— Я просто еще не оправилась от шока. Может, я еще впаду в истерику попозже. — Я медленно потянула вино. — Боже, какое чудо! — выдохнула я, восхищенно глядя в бокал. Источаемый им густой фруктовый аромат благодатно окутывал сознание.
— Да, восхитительное вино, — согласился Джулиан и, осторожно повертев бокал, глотнул еще вина. — Итак, пожалуйста, первый вопрос.
— Первый, пожалуй: как? В смысле, на этом я пока просто застопорилась. Как такое может быть? Как ты можешь сидеть тут рядом со мной? Это что, какое-то непостижимое физическое явление? Какой-то ключ к вечной молодости? Или что-то типа… — Я даже наклонила голову, не решаясь выговорить это слово. — Магии?
— Как ни странно, в этом я сам толком не разобрался. Я услышал, как над головой зловеще взвыл снаряд, подумал, что мне крышка. А следующее, что я осознал: что очухался во французском госпитале. Точнее, в современной больнице, под Амьеном.
— То есть… — Я сделала еще глоток, уже более долгий. — То есть ты совершил путешествие во времени.
Мой мозг словно дистанцировался, слыша эти слова с изрядного расстояния и дивясь нелепой будничности тона. Как будто мы обсуждали, как сыграли «Янкиз». Чего там — классный «хоумран»! Классное путешествие во времени!
У Джулиана же на лице застыло удивление, словно он никогда и не рассматривал подобный вариант.
— Да. Думаю, произошло именно то, как ты это назвала. Вероятно, кто-то обнаружил меня на поле с сочащейся из ушей кровью и вызвал санитаров.
— Кто?
— Не знаю. Тот человек исчез. Однако на следующий день в больницу доставили адресованное мне письмо, отпечатанное на машинке, с наставлением не распространяться о моем прошлом. В конверт был вложен ключ от камеры хранения на амьенском вокзале. Когда я спустя неделю открыл нужный шкафчик, то обнаружил в нем рюкзак с одеждой, деньгами и документами: то есть все более-менее необходимое, чтобы начать новую жизнь.
— Словно все было каким-то образом спланировано. Странно… — Я саркастически усмехнулась. — Хотя тут это слово, пожалуй, неуместно. Сверхъестественно.
Джулиан провел пальцем по ободку бокала.
— Некоторое время я был просто в шоке, чего, собственно, и следовало ожидать. Это в высшей степени дезориентирующее в жизни событие, какое только можно себе вообразить. Поначалу я решил, что просто сплю. Или что я умер. Потом лишь радовался тому, что остался жив. Наконец мало-помалу стал размышлять о разных вещах. О том, что оставил позади. О том, что, возможно, ожидает меня в будущем.
— И ты отправился в Нью-Йорк.
— Да. Покрутился немного на Уолл-стрит и вскоре основал «Саутфилд».
— Ты очень даже неплохо приноровился к новой жизни… — Тут я запнулась и помотала головой.
— Что такое?
— Мне просто не верится, что мы ведем сейчас этот разговор. Это же безумие! Или, может, я сплю? Ты в самом деле Джулиан Эшфорд? Тот самый Джулиан Эшфорд?
— Боюсь, что да.
— «Тела полуприсыпаны землей». Что это было? «И рты, разверстые в беззвучном крике». Это твое?
— О, так ты, выходит, знаешь это стихотворение?
— Джулиан, я тебя умоляю… — Я склонила голову набок, изумленно разглядывая его. — И ты все это время был жив? И заправлял в Нью-Йорке хедж-фондом?!
