— Почему же тогда вы мне верите?
Джулиан как будто всерьез задумался над этим.
— Скорее всего, — тихо заговорил он, словно сам с собой, — дело в том, что у меня такое чувство, будто я вас уже знаю. Как будто мы уже были знакомы прежде. Я никогда еще… Но это абсурд, конечно. Прошу меня простить.
— Может быть, причина в моей манере общения с вами? Там, на улице, я напустилась на вас, как нахальная идиотка, предположив…
— Скажите, мы уже встречались прежде?
— Неужели бы вы это не запомнили? У вас отличная память на лица, и вы никогда не напиваетесь допьяна.
У Джулиана расширились глаза. Непроизвольно вскинув к груди руки, он с неизменной своей львиной грацией скользнул к окну.
— Откуда вам это известно?
— Я просто много чего знаю.
— Это ваше второе зрение? — тихо спросил он, не глядя на меня.
— Если не ошибаюсь, вы сочли это полнейшим вздором.
— Я всегда так считал… — Его длинные пальцы взволнованно растопырились по подоконнику, словно пытаясь вцепиться в древесину.
— Джулиан, поверьте мне. И бога ради, не бойтесь этого.
— Я не боюсь, — развернулся он, встретившись со мной взглядом распахнутых любопытных глаз, горящих душевным волнением, отблеском затеплившегося в мозгу узнавания. Изумленным взглядом, который я уже ощутила на себе однажды, столько месяцев назад. — И я вам верю.
— В самом деле? В смысле, вы действительно мне доверяете? Я знаю, глупо об этом спрашивать, когда вы только-только со мной познакомились, причем при столь сомнительных обстоятельствах. — Я уткнулась подбородком в колени, испытующе глядя на него. — Все, что я могу сказать в свою пользу, — это что вы и вправду можете мне доверять. Я никогда не причиню вам зла. Никогда.
— Кто же вы? — выдохнул он.
В крохотной комнатке повисла напряженная тишина. Свет единственной электрической лампы моргнул, задрожал, а после и вовсе потух, оставив нас в почти непроглядном вечернем полумраке; затем, едва я дотянулась до свечи на прикроватной тумбе, светильник зажегся снова.
— Извините, свет здесь все время пропадает, — сказала я. — Присядьте.
Джулиан явно колебался.
— Вам нет нужды усаживаться рядом со мной, — улыбнулась я. — Вполне можно устроиться на стуле.
Тем не менее он прошел к кровати и осторожно опустился на постель в нескольких футах от меня. Тут же до моих ноздрей дотянулся его запах: аромат мыла, к которому примешивался запах дыма и мокрой шерсти, приправленный островатым духом энергичного мужского тела.
— Джулиан, я знаю нечто такое, что обязательно должна вам сообщить.
— И с чем это связано? — с осторожной сдержанностью спросил он.
— Кое-что должно случиться. Только не спрашивайте, откуда мне это известно. Это и есть причина моего появления здесь: я должна вас предупредить.
— Откуда, скажите на милость…
— Вам не следует об этом спрашивать, помните?
— Как же я могу об этом не спрашивать? — возмутился Джулиан. — Как я смогу вам поверить, если не буду этого знать?
Я потянулась к его руке, взяв его нисколько не сопротивлявшуюся ладонь между своими.
— Вот тут-то и проявляется само доверие. — Я погладила его большой палец, дивясь его упругой крепости, явной натруженности. — Вот гляжу я на вас и вижу в ваших глазах сомнение. Но не смею вас в этом винить. Возможно, я заслуживаю куда меньше доверия, чем любой человек в вашей жизни.
— В вас я ничуть не сомневаюсь, Кейт. По крайней мере, в ваших добрых намерениях.
— Это утешает, — улыбнулась я. — Значит, вы сомневаетесь в той информации, что я хочу до вас донести? Или же… Или вы опасаетесь, что вдруг это окажется правдой, и просто не хотите это услышать?
— Честно говоря, я не совсем в этом уверен. — Его кисть шевельнулась, обхватывая мою.
— Так могу я вам это сказать? И тогда вы уже решите для себя все остальное. — Я медленно обвела кончиком пальца невидимый кружок на тыльной стороне его ладони. — Вы позволите? Прошу вас.
Джулиан медленно кивнул.
— Спасибо. Так вот: едва вернувшись на фронт, вы отправитесь в ночной рейд. Звучит правдоподобно?
Он укоризненно поддернул губы:
— Ну, чтобы это угадать, не требуется какого-то второго зрения. Вы и без того, должно быть, знаете, что я десятки раз ходил в патруль.
— Я так и заключила, — улыбнулась я в ответ, — судя по вам и вашим героическим стихотворениям. Но этот случай — совсем иной, Джулиан. На сей раз вы не вернетесь к своим окопам целым и невредимым. Во время этого рейда с вами что-то случится, что, возможно, приведет к вашей гибели.
За мгновение до того, как лампа опять вдруг погасла, погрузив нас снова в вечерние сумерки, я увидела, как лицо его напряглось, посуровело.
— И потому я прошу вас, умоляю, Джулиан, — заговорила я снова, безуспешно пытаясь придать своему голосу твердость, — не ходите на сей раз в рейд.
— И как вы это узнали? — совершенно спокойно спросил он.
— Я же велела не спрашивать меня об этом.
— Но как… — Он прикусил губу.
Я крепко обхватила ладонью его руку.
— Вы можете просто мне поверить? Пообещать, что найдете кого-то другого, кто поведет в ту ночь отряд?
Лицо его прояснилось:
— Этого я не могу сделать. Ни за что.
— И даже не прислушаетесь к моему предупреждению?
— Разумеется, нет. Что, по-вашему, я вместо себя пошлю на смерть другого человека? — Он энергично мотнул головой. — И как бы то ни было, я всякий раз, едва высовываюсь над окопом, рискую быть убитым. Это война.
— Но я знаю это совершенно точно, — не перестала умолять я его. — Это правда, Джулиан!
— Дело вовсе не в том, правду ли вы говорите, — мягко заговорил он, — и не в том, верю ли я вам. И вы сами это, несомненно, понимаете. Невозможно взять и бросить свою роту, пренебречь своими офицерскими обязанностями — даже под страхом смерти.
— Под страхом смерти? Джулиан, здесь речь не о страхе — это произойдет совершенно точно!
— Тогда я тем более должен быть на своем месте, раз пуля предназначена именно мне.
— Во-первых, не пуля, а снаряд…
— А как насчет того человека, что погибнет вместо меня? Как я потом напишу письмо его матери?
— А какое письмо отправится к вам домой? — с горячностью парировала я, чувствуя накатывающее отчаяние, осознавая, как я ужасно просчиталась. — Пожалуйста, поверьте мне. Ведь вы погибнете! Правда, погибнете, Джулиан! Вы не можете так со мной поступить! — Соскользнув с постели, я встала перед ним на колени, взывая: — Молю вас! Пожалуйста, послушайтесь меня. Ну что мне еще вам сказать? Что я могу еще сделать?..