— Но разве сейчас он не рад тому, что выжил?
Легко, даже как-то рассеянно Джулиан принялся гладить меня по волосам.
— Я не очень в этом уверен… Понимаешь, это крайне непросто — оторваться вдруг от всего, что так тебе знакомо. Это чертовски сбивает с толку, просто дезориентирует. Человеку непременно надо найти, ради чего существовать. Мне часто кажется, что Артур так и не прижился в этом новом, современном мире. С одной стороны, он ужасно тоскует по Флоре — она ведь была главной его поддержкой, с детства всегда заступалась за него, ну и так далее. И теперь он, похоже, не представляет, что с собой поделать и куда себя применить. Мы пытаемся как-то расшевелить его, встряхнуть, вернуть к жизни. Причем все это главным образом свалилось на Джеффа, который делит с ним кабинет. Бедолага, — покачал он головой. — Такое впечатление, будто его душа осталась где-то позади. Будто ее просто забыли перенести с ним вместе.
Нас снова окутало молчание, но на этот раз куда более легкое и светлое. Я ощущала, как его рука скользит по моим волосам, слышала под самым моим ухом мерное биение его сердца, и более не чувствовала себя ни никчемной куклой, ни птичкой в клетке, ни шлюхой. Я чувствовала себя лишь самой собой.
— А если бы я завтра стала твоей женой, ты бы рассказал мне все?
— Нет.
— Когда тогда?
— В свое время, любимая. Когда-нибудь ты все узнаешь. И главная моя задача — оберегать тебя, пока этот момент однажды не наступит.
— Чертова паранойя.
— Боюсь, что так. С этим ты сможешь примириться?
— Придется. Я ведь не смогу жить без тебя.
— Тогда, — голос его упал до еле слышного шепота, — ты останешься здесь со мной? Не станешь больше заикаться о сборе чемодана?
Я прикусила губу.
— Так нечестно, Джулиан. Ты говоришь, что полностью принадлежишь мне, что сделаешь все, что я ни попрошу, а я опять остаюсь ни с чем. Ты снова меня обыграл. Уже в который раз.
— Кейт, моя Кейт, — вновь сжал он объятия. — Нет, родная, вовсе не ни с чем. Честное слово, все это только ради тебя. Если бы ты только знала… Если б… — Он оборвал себя и, замерев на мгновение, продолжил уже более спокойным тоном: — Когда все закончится, клянусь, я весь отдамся на волю твоим прихотям. Ты одна будешь все диктовать.
— Но я вовсе не этого от тебя хочу.
— Прошу тебя, любимая, — увещевал он меня на ухо тихим, чарующим голосом, — скажи, что останешься. Ты же знаешь, я без тебя ничто. Просто дай мне немного времени — это все, чего я прошу. Доверься мне. — Проведя пальцами по моей руке, Джулиан крепко взял меня за кисть, и я закрыла глаза, силясь ему не поддаться. — Пожалуйста, Кейт, единственная моя, возлюбленная. — Он поцеловал мне пальцы. — Говори же скорее, потому что от одного твоего вида в этом халатике у меня голова идет кругом, и я не уверен, что долго смогу последовательно мыслить.
Я выдохнула с легкой усмешкой.
— Хорошо. Ты победил. Даю тебе неделю.
— Одну неделю?!
— У тебя есть еще неделя, Эшфорд, чтобы со всем этим разобраться. И если я не получу ответов на свои вопросы, я уезжаю обратно в Коннектикут.
— Одна неделя, — нахмурился он.
— Ты можешь приезжать меня навещать, — утешила я. — Я тебя впущу.
— Премного благодарен.
— И я возьму с собой Эрика, — добавила я, отчего он нахмурился еще пуще. — Пожалуйста, Джулиан, просто обещай не держать от меня никаких секретов.
— Прости меня, — жарко дохнул он мне в шею, — и за сегодня, и за все то, что из-за меня тебе придется вынести, чудное ты мое, великодушное создание…
Я опустила веки:
— Секреты, Джулиан.
Он промолчал, едва не касаясь губами моего рта.
— Ладно, все. У тебя есть еще целая неделя, раз уж ничего нам с этим не поделать.
— С чем с этим?
Я покачала между нами пальцем:
— Сам знаешь. С тем, что между мною и тобой.
— А-а, — улыбнулся он у самых моих губ, — ты, должно быть, говоришь про любовь, Кейт?
— Угу-мм…
Его тихий смешок щекотнул мне кожу.
— Родная моя… Тогда я скажу, что для нас обоих этого вполне достаточно. Я люблю тебя, Кейт… — Он поцеловал меня в губы. — Я люблю тебя, — поцеловал в ямочку за ухом. — Я люблю тебя. — Склонив голову, он поцеловал меня в обнажившееся плечо. — Я люблю тебя! — потом поднял меня на руки и благоговейно положил на постель. — Люблю тебя, моя дерзкая плутовка. Хотя из-за тебя сплошные треволнения.
Я обхватила руками его лицо:
— Хотя как раз за это ты меня и любишь.
— Вопреки всякому здравому смыслу…
Джулиан медленно стянул с меня пеньюар и занялся со мною любовью, нежно, не торопясь лаская мое тело от ресниц до кончиков ступней. И в неярком свете ночника, льющемся сбоку на его золотистое тело, между нами вспыхивали лишь пунцовые отблески рубинов.
— Есть еще иная причина, — прошептала я, когда мы лежали, сплетясь телами, уже в полной темноте.
— Иная причина чего, моя радость? — спросил он полусонно.
— Что я сегодня немного эмоциональнее обычного.
— Разве? Я что-то не заметил.
— Хм.
— А, ну да. Звучит интригующе. Интересно, что бы это значило. — Он погладил меня ладонью по руке вверх и вниз, словно успокаивая норовистую лошадку.
— Это значит… — Я сглотнула, набираясь храбрости.
— Что?
— Это значит, что я беременна.
Амьен
Джулиан постучал в мою дверь ровно в пять минут седьмого.
— Войдите. — Я отложила газету и поднялась с кровати.
— Извините, что так поздно, — порывисто вошел он, весь искрясь мужской энергией и мощью. — Эти полковники все никак не могут разойтись.
— Ничего, все в порядке, — сухим сдавленным голосом отозвалась я.
Это был мой последний шанс. Я могла разыграть лишь единственную оставшуюся, самую отчаянную карту.
— Надеюсь, вы хорошо провели день? Нашли, где перекусить, развлечь себя? — Джулиан глянул на огонь в очаге, слабо вздрагивающий за своей кованой железной загородкой, и шагнул к ведерку с углем.
— Да, я сходила в то заведение, куда вы меня водили вчера завтракать. В «Золотую кошку». Потом немного прошлась по магазинам. — Я неотрывно смотрела, как Джулиан распрямился от очага и повернулся ко мне. — Так приятно было наконец сменить свое дорожное платье на новое.
— Очень красивое. — Он немного помолчал, заложив руки за спину. — Мне жаль, что пришлось оставить вас на целый день. Представляю, как вам было тут скучно. Наверное, все довольно непривычно. Все совсем не так, как в ваше время.