— С какой, черт побери, стати его должна прельщать солдатская слава? Он ведь наследник Гроби. Одного этого вполне достаточно.
Мисс Уонноп стояла неподвижно, дожидаясь, пока Марк закончит изучающе ее оглядывать, а потом наконец взяла его под руку, и они направились к ступенькам, ведущим в здание министерства.
— Тогда давайте поторопимся, — сказала она. — Давайте сразу же уладим вопрос с его фронтовой работой. Не будем ждать его завтрашнего отъезда. Чтобы быть спокойными за его безопасность.
Юбка Валентайн привлекла внимание Марка. Довольно строгая, темно-синяя и весьма короткая. Белая рубашка с черным шелковым мужским галстуком. Широкополая фетровая шляпа с какими-то цифрами на ленте.
— Да вы ведь сами в военной форме, — сказал он. — И как вам только совесть позволяет работать в этой сфере?
— Это учительская форма. У нас плохо с деньгами, — ответила девушка. — Я преподаю гимнастику в одной хорошей школе — зарабатываю этим себе на хлеб... Пойдемте скорее!
Она оттягивала ему руку, и ему это льстило. Он слегка отклонился назад, чтобы она проявила еще больше настойчивости. Ему очень нравилось, когда его о чем-то упрашивали симпатичные девушки, а возлюбленная Кристофера определенно к ним относилась.
— О, такие дела за минуту не решаются, — сказал Марк. — Но мы все уладим, в этом у меня никаких сомнений. Подождем в фойе, пока генерал не спустится.
Он сообщил одному из двух благожелательных швейцаров, стоявших за стойкой в людном холле, что хотел бы увидеть генерала Хогарта. Но посылать коридорного не надо. Он может немного подождать. Потом неуклюже присел рядом с мисс Уонноп на деревянную скамейку, а люди ходили мимо, едва не наступая им на ноги, словно они сидели на пляже. Мисс Уонноп слегка отодвинулась, уступая ему место, и от этого у него только улучшилось настроение.
— Вы сказали, «у нас плохо с деньгами». У нас — это у вас и Кристофера? — спросил он.
— У нас с мистером Титженсом? О, нет! У нас с мамой! Газета, для которой она писала, закрылась. После смерти вашего отца, полагаю. Он ее спонсировал, судя по всему. Мама совершенно не создана для работы на дому. Она и так всю жизнь трудилась изо всех сил.
Он смотрел на нее своими круглыми выпученными глазами.
— Никогда не работал на дому, — сказал он. — Но уверен в одном: вы должны жить в комфорте и достатке. Сколько вам с матерью нужно для комфортного существования? С небольшим запасом, чтобы Кристофер временами мог полакомиться бараниной!
Она слушала его невнимательно.
Он настойчиво добавил:
— Послушайте! Я ведь здесь по делу. Я вам не какой-то там престарелый воздыхатель, жаждущий вашего внимания. Хотя, видит Бог, вы мне искренне нравитесь... Но мой отец очень хотел, чтобы ваша мать жила в комфорте...
Она повернулась к нему, и лицо ее вдруг сделалось серьезным.
— Вы ведь не хотите сказать, что... — начала она.
— Не перебивайте, пожалуйста. Так вы быстрее меня поймете. Позвольте, я изложу дело со своей стороны. Мой отец хотел, чтобы ваша мать жила в достатке. Так, чтобы, как он говорил, «писать не газетные статьи, а книги». А потом добавлял, что прекрасно знает, что это совсем не одно и то же. Он хотел, чтобы и вы жили в достатке... Чтобы у вас не было никаких сложностей! Нет ли... нет ли у вас иных занятий? Может, вы содержите магазинчик шляпок, который не приносит никакого дохода? Некоторые девушки...
— Нет. Я учу детей, вот и все... О, поторопитесь же...
Впервые в жизни он поспешил исполнить желание ближнего.
— Вам стоит об этом подумать, — проговорил он. — Потому что мой отец оставил вашей матери в наследство небольшое состояние. — И тут он задумался, собирая рассеявшиеся мысли.
— Неужели! Неужели все-таки оставил! — вскричала девушка. — О, слава богу!
— И вам тоже достанется часть этой суммы, если хотите, — проговорил он. — Впрочем, возможно, Кристофер запретит вам ею пользоваться. Он обижен на меня. Но денег хватит и на то, чтобы ваш брат занялся частной врачебной практикой. Вы ведь не упадете в обморок от радости?
— Нет, я не падаю в обмороки. Но могу заплакать, — ответила она.
— А, ну тогда ничего страшного, — проговорил Марк и продолжил: — Таково ваше положение. Теперь несколько слов о моем. Я хочу, чтобы у Кристофера было такое место, где его всегда ждут вкусно приготовленная баранина и кресло у камина. И человек, которому Кристофер небезразличен. Как вам, например. Я это вижу. Я знаю женщин!
Девушка плакала, тихо и долго. В ней впервые ослабло то напряжение, что возникло накануне того, как немцы пересекли бельгийскую границу неподалеку от городка Жамниш.
Все началось с возвращения миссис Дюшемен из Шотландии. Поздно ночью она послала за мисс Уонноп, и та послушно прибыла в дом священника. В свете свечей, горевших в высоких серебряных подсвечниках вдоль стен, обитых дубовыми панелями, миссис Дюшемен походила на лишившуюся рассудка мраморную статую с широко распахнутыми черными глазами и растрепанными волосами. Жестким, каким-то искусственным, а не человеческим голосом она спросила:
— Как избавиться от ребенка? Ты же была прислугой. Ты должна знать!
Это было величайшее потрясение, решающий момент в жизни Валентайн Уонноп. Предыдущие несколько лет ее жизни прошли в спокойствии и меланхолии, ведь она любила Кристофера Титженса. Но довольно быстро она научилась жить без него, к тому же она считала, что в жизни человеку неизбежно приходится чем-то жертвовать и страдать. Титженс должен был остаться человеком, который приходит навещать ее мать и рассказывает очень интересные вещи. Она была искренне счастлива, когда он сидел у них дома, а она сама суетилась в кладовке, готовя все к чаю. Кроме того, она усердно помогала матери. Погода в целом была хорошей, а то место, где они жили, по-прежнему очень им нравилось. Здоровье у Валентайн было отменное, временами она каталась на послушной и сильной лошади, которую Титженс приобрел взамен коня, пострадавшего после аварии, а ее брат успешно доучился в Итоне, поступил в Оксфорд и стал получать там такую приличную стипендию, что почти не обращался к матери за помощью. Замечательный, веселый мальчик, который вполне мог бы добиться больших успехов в университете — и стать его гордостью, — если бы его только не исключили за политические воззрения. Он сделался коммунистом!
В священническом доме жили супруги Дюшемен, точнее, миссис Дюшемен, а по выходным почти всегда где-то поблизости крутился Макмастер.
Страстная любовь Макмастера к Эдит Этель и Эдит Этель к Макмастеру представлялась мисс Уонноп одним из прекраснейших явлений на свете. Казалось, они обитали в своей особой вселенной, которая зиждилась на самопожертвовании, красивых цитатах, верности, ожидании. Как личность Макмастер особенно не интересовал Валентайн, но она уважала его, потому что он был возлюбленным Эдит Этель и давним другом Кристофера Титженса. На ее памяти он никогда не произносил ничего оригинального, а всегда приводил — хоть и к месту — довольно избитые цитаты. Но она искренне верила в то, что он — замечательный человек, подобно тому, как пассажир поезда верит в то, что двигатель работает исправно. Ведь его собрали умные люди...
