Макмастер довольно рано понял, что лучше всего для него жить мирной жизнью, будучи при этом все же человеком уважаемым, и водиться с людьми респектабельными. Ему хотелось идти по улице Пэлл-Мэлл под руку с лучшим студентом Кембриджа у всех на виду, вернуться с восточной стороны, уже под руку с самым юным лорд-канцлером в истории Англии, прогуляться по Уайтхоллу со всемирно известным писателем, непринужденно болтая с ним и салютуя по пути высокопоставленным чиновикам Казначейства. И чтобы после чая в клубе в течение часа все эти люди тесной компанией беседовали с ним с уважением и почтением. Так он представлял себе благополучие.
И у него не было никаких сомнений в том, что Титженс — талантливейший из англичан своего времени, и ничто не вызывало в нем столько тревоги, как мысль о том, что его друг не сделает блестящей и головокружительной карьеры и не займет высокую государственную должность. Он с огромной охотой — это была его самая главная мечта — увидел бы, как Титженс его превосходит! Но он не осуждал чиновников за маловероятность такого расклада...
Однако Макмастер не оставлял надежды. Он осознавал, что есть и иные карьерные пути, отличные от тех, которые он сам себе предназначил. Он не мог представить, как поправляет — даже самым что ни на есть почтительным тоном — человека старше себя по должности, зато наблюдал, что Титженс общается практически с любым вышестоящим чиновником так, будто перед ним круглый идиот, но никого это особо не обижает. Само собой, Титженс был Титженсом из Гроби, но разве же одного этого достаточно для спокойной жизни? Времена меняются, и, как казалось Макмастеру, им довелось жить в эпоху демократии.
Но Титженс снова всевозможными путями уходил от карьерного успеха и проявлял безрассудство...
И сегодня выдался один из таких ужасных дней. Макмастер встал и налил себе еще виски — ему стало невероятно грустно и нестерпимо захотелось выпить. Титженс, ссутулившийся на своем кресле, продолжал смотреть перед собой.
— Наливай, — сказал он и, не глядя на Макмастера, протянул ему высокий стакан. Макмастер дрожащей рукой налил ему виски. — Что ты еще хотел сказать?
— Уже поздно. Мы приглашены на завтрак к семейству Дюшемен к десяти часам, — сказал Макмастер.
— Не волнуйся, сынок. Зайдем мы к твоей красавице, — успокоил его Титженс. — Подожди еще с четверть часа. Мне нужно с тобой поговорить, — добавил он.
Макмастер снова сел и принялся обдумывать прошедший день. Он начался кошмарно — и продолжается в том же духе.
С легкой горечью и сожалением Макмастер принялся вспоминать и обдумывать слова генерала Кэмпиона, сказанные ему на прощание. Генерал, сильно хромая, проводил его до самой входной двери Маунтби. Потом этот высокий, чуть сутулый и очень дружелюбный человек, похлопывая Макмастера по плечу, проговорил:
— Послушайте, Кристофер Титженс — славный малый. Но ему нужна хорошая женщина, которая будет за ним приглядывать. Уговорите его вернуться к Сильвии как можно скорее. Они же разругались из-за пустяков, правда? Ничего серьезного? Крисси не ухлестывает за симпатичными дамами? Нет? Ну, самую малость. Нет? Что ж, хорошо...
Макмастер застыл как вкопанный, настолько сильно было его замешательство. Запинаясь, он пробормотал:
— Нет! Нет!
— Мы так давно знаем их обоих, — продолжил генерал. — В особенности леди Клодин. Поверьте мне, Сильвия — великолепная женщина. Прямолинейная, необычайно преданная друзьям. И храбрая — не побоится самого дьявола, если ее рассердить. Поглядели бы вы на нее в обществе охотников из «Бивора»! Ах да, вы ее знаете... Что ж, хорошо!
Макмастер успел пролепетать, что, разумеется, знаком с Сильвией.
— Что ж, хорошо... — продолжил генерал. — Вы же согласитесь со мной в том, что виноватым в их ссорах сочтут Титженса. И общество возмутится. Очень сильно. Настолько, что Кристофера больше не пустят на порог этого дома. Но он говорит, что собирается ехать за ней и миссис Саттертуэйт.
— Да... — начал было Макмастер. — Полагаю, что да...
— Что ж, хорошо! — одобрил генерал. — Отлично... Кристоферу Титженсу непременно нужна хорошая женщина... славный он малый. Мало кого из молодых людей я сильнее... можно даже сказать, уважаю... Но женщина ему нужна. Как балласт.
Потом, сидя в экипаже, ехавшем под гору, и удаляясь от Маунтби, Макмастер мучительно пытался подавить отвращение к генералу. Ему хотелось прокричать, что генерал — упрямый идиот, дурень, лезущий не в свое дело. Но с ним в экипаже сидели двое секретарей кабинета министров, среди которых был достопочтенный Стивен Фенвик Уотерхауз, прогрессивный либерал, выехавший поиграть в гольф на выходные. Он считал неприемлемым обедать в доме консерватора. В то время в обществе намечалась фаза острой социальной вражды между партиями — до последнего времени такое состояние для английской политики отнюдь не было типичным. Но на двух молодых друзей эта неприязнь не распространялась.
Макмастер не без удовольствия отметил, что попутчики относятся к нему с определенным уважением. Они ведь видели, как сам лорд Кэмпион по-приятельски с ним беседует. И разумеется, дожидались, пока генерал, похлопав Макмастера по плечу и взяв его под руку, говорил ему что-то на ухо.
Но это было единственное удовольствие, которое Макмастер мог себе позволить.
Да, день начался кошмарно — с письма Сильвии, а закончился — если это был конец! — едва ли не хуже: генеральским восхвалением этой женщины. В течение дня Макмастер собирался с духом, готовясь к неприятному разговору с Титженсом. Титженс обязан с ней развестись. Это совершенно необходимо для спокойствия его самого, его друзей, семьи, ради его карьеры, во имя порядочности!
Но Титженс предвосхитил события. Это, пожалуй, было самым неприятным событием за день. Они приехали в Рай к обеду — к этому моменту Титженс почти опустошил бутылку бургундского. За обедом он передал Макмастеру письмо Сильвии, сказав, что ему потребуется дружеский совет, и поэтому Макмастеру следует заранее ознакомиться с тем, что пишет миссис Титженс.
Письмо оказалось невероятно бесстыдным и ровным счетом ничего не проясняло. Помимо заявления: «Я готова к тебе вернуться», оно содержало в себе лишь сообщение о том, что миссис Титженс очень — крайне! — нуждается в услугах ее горничной по прозвищу Телефонная Станция. И если ему, Титженсу, хочется, чтобы Сильвия вернулась, он должен сделать так, чтобы Телефонная Станция ждала ее у порога дома — и все в таком духе. Она уточняла, что никому, подчеркнуто, никому больше не доверит за собой ухаживать. Поразмыслив, Макмастер пришел к выводу, что это было лучшее письмо, какое только способна написать женщина, когда хочет, чтобы ее приняли назад. Ударься она в оправдания и объяснения, скорее всего, Титженс понял бы, что не вынесет больше жизни с женщиной со столь отвратительным вкусом. Но Макмастер никогда прежде не замечал в Сильвии такой savoir faire
[11].
Тем не менее письмо только сильнее убедило его, что надо уговорить друга на развод. Он решил осуществить задуманное между делом, по пути к преподобному мистеру Дюшемену, который ранее был учеником самого мистера Рёскина, а также патроном и знакомым поэта и художника, о котором Макмастер и написал свою монографию. На эту встречу Титженс не поехал: сказал, что погуляет по городу, и условился встретиться с Макмастером в гольф-клубе в половине пятого. Он был не в настроении заводить новые знакомства. Макмастер, который понимал, какие страдания сейчас переживает его друг, решил, что это довольно разумно, и поехал по Иден-Хилл один.
