– Да, это мерзко, на самом деле. Попытайся держаться от нее подальше. Не ссорься, просто постарайся не напрягать своими проблемами и не делиться с ней. Может, ее это все напрягает.
Пока мы разговаривали, Жоффруа стал писать, что он извиняется за свои слова и на самом деле без нас с Роми он никто. В этом я была с ним совершенно согласна. Я не отвечала на сообщения, и тогда он стал звонить. Я ответила, несмотря на то, что мне совсем не хотелось с ним разговаривать. Он рыдал в трубку. Оказалось, что ему негде ночевать, и он остался на улице.
Я не чувствовала жалости и вообще ничего, кроме отвращения и недоумения. Ночью я не могла спать. Поездка в Израиль не помогла мне успокоиться, я была в таком же постоянном стрессе и не могла спать так же, как дома, но все же среди своих было легче.
Следующим вечером я встретилась со своей подругой Настей. Несколько лет назад в Настиной жизни случилась жуткая история – ее парень оказался психически нездоровым и очень любил наркотики и драмы. Когда Насте все это надоело и она предложила расстаться, парень начал преследовать ее. Настя не воспринимала эту ситуацию всерьез – не пряталась от него и не меняла квартиру, она была уверена в том, что рано или поздно он угомонится и отстанет от нее. Но вышло иначе: однажды он под каким-то предлогом зазвал ее к себе, а когда Настя зашла в его квартиру, то увидела его висящим на проводе под потолком. Настя долго не могла прийти в себя после всего этого, и с тех пор у нее на запястье татуировка с его именем.
Мы обсуждали мою нынешнюю жизнь, и Настя спросила, не хочу ли я быстро сменить квартиру, так, чтобы он нас не нашел. Я сказала, что это практически невозможно и что я не думаю, что настолько все страшно. Во время нашей беседы Жоффруа снова стал звонить. Он звучал довольно вменяемо.
– Я тут получил очень хорошее предложение о работе, и есть шанс, что меня туда примут, но только я не могу ночевать на улице все это время. Я очень хочу попасть на интервью. Можно мне вернуться домой? Я поживу у тебя до первой зарплаты и уеду, если меня туда примут, а если нет – уеду в Бордо. Я не буду мешать тебе и Роми. Пожалуйста.
Затем мне позвонил Гай и сказал, что Жоффруа снова просится к нему пожить.
– Смотри, если он там останется, есть шанс, что ты от него избавишься, потому что у него просто не будет денег сюда доехать, да и ему здесь нечего делать. Его дочки в Бордо. Но с другой стороны, если он останется на улице, он уже не выкарабкается. Работа, которую ему предлагают, находится очень далеко отсюда, так что он все равно уедет.
– Так это предложение о работе реальное? Не выдумка?
– Да нет, он мне переслал его по мейлу, выглядит и правда неплохо.
Я сказала, что подумаю и перезвоню. Тем временем Жоффруа переслал мне приглашение на собеседование в фирму. Искали техника в исследовательскую компанию, которая сотрудничала с самой крупной электрокомпанией во Франции. На секунду надежда на то, что мы сможем жить как нормальные люди снова затеплилась, но Настя выразительно посмотрела на меня. Не выдержав ее взгляда, я стала рассматривать происходящее вокруг… Мы сидели в кафешке в самом сердце Тель-Авива. Снять квартиру где-то неподалеку стоило бешеных денег. Вокруг сновали толпы молодых людей, они собирались стайками возле баров, шумели и веселились. Но какая же это помойка! Сидя на симпатичном балкончике за бокалами вина, мы упирались чуть ли не лбами в полуразрушенную измалеванную уродливыми граффити стену, асфальт был весь побит. Рядом торчала какая-то страшная бензоколонка. Все выглядело как после бомбежки. Совсем неподалеку находился более симпатичный район Керем Атейманим, его маленькие улочки и домики были похожи на европейские, во всяком случае, так могло показаться, если очень долго не бывать в Европе. Но Керем Атейманим – это всего несколько улиц, а основной фон – помойка.
– Решать тебе, – сказала Настя, – но я бы не пускала его домой, а смылась бы подальше. Я всю жизнь жалею, что не убралась подальше тогда и мне пришлось пережить все это.
– Я понимаю, но мне совсем никак не переехать. У меня же ребенок.
– Тем более.
На этом мы попрощались.
Мне было хорошо с друзьями и семьей, хотя я чувствовала себя как человек, вышедший из больницы, не совсем вменяемый и адекватный. Все вокруг относились ко мне тоже как к немного больной. Даже мама стала мягкой и доброй и почти не отпускала колкостей.
Я не могла решить, что мне делать. Мне было ясно, что возвращение Жоффруа к Гаю проблемы не решит. Я чувствовала вину и стыд за то, что притащила это отребье к своим друзьям, а теперь оно еще и будет доставать Гая у него дома. К тому же Гай совсем не заслуживал участи того, кому придется выставить на улицу человека в мороз. Ведь я и сама не могла решиться обречь Жоффруа на жизнь бомжа, каким бы он ни был дерьмом, тем более в такую погоду. Я позвонила Жоффруа и сказала, что он может вернуться домой на время.
– Спасибо, спасибо, ты очень добрая, – зачастил он униженно, точно так, как это делают попрошайки на улице, если дать им монетку. Меня чуть не стошнило.
Последнюю ночь в Израиле мы с Роми провели у Нинель. Ее просторная, экстравагантно и со вкусом обставленная квартира находилась на семнадцатом этаже новой высотки в Рамат-Гане. Нинель было очень непросто сохранить эту квартиру в личной собственности – пришлось преодолевать превратности судьбы вроде идиота мужа, который наделал долгов у нее за спиной, хлипких работ, ненадежных любовников. Мы сидели на балконе, пили чай, курили, девчонки играли в комнате Лин. Я даже не могла делиться впечатлениями от Франции и новой работы. Они у меня были, но все затмевала одна мысль: «Что же мне делать? Как мне избавиться от Жоффруа?»
– Понимаешь, – говорила я Нинель, – я не смогу там спать, я не могу жить с ним в одном доме.
– Я прекрасно понимаю, – отвечала она, закуривая тоненькую ментоловую сигарету.
Мы улеглись спать в одной кровати и решили перед сном посмотреть какое-нибудь кино, но никак не могли его выбрать, потому что любые сцены отношений или семейной жизни вызывали у меня буквально физическую тошноту.
Наутро мы с Роми вернулись к моим родителям, пора было улетать. Карин накануне писала мне, что предлагает нам с Роми пожить у нее, пока Жоффруа не съедет. Такой вариант меня абсолютно не устраивал по нескольким причинам. Во-первых, мне только еще не хватало для полного унижения жить у Карин, мало мне было ее пинков и колкостей на работе. Во-вторых, это получалось совсем как в сказке про Лису и Зайца, которая выгоняет Зайца из его же дома, где он ее приютил. И не существовало никакого конкретного срока, когда именно Жоффруа собирался съехать. Я позвонила Карин:
– Я только что была у вас и говорила с Жоффруа, он совершенно нормальный, очень грустный, но совершенно вменяемый. Я думаю, ты преувеличиваешь. Просто вы расстаетесь, и ему тяжелее, чем тебе. Так всегда бывает, когда расходишься с парнем, невольно стараешься его демонизировать, чтобы не было сомнений. Я так делаю с Гаем.
– Ладно, я вернусь и разберусь с ним.
