Я набрала в легкие воздуха и начала с начала с упавшим куда-то в живот сердцем. Но если я уж что знала, то знала. Я более бодро прочла вслух все объяснение и спросила:
– Ну как по-твоему?
– Отлично.
И мы пошли гулять. Мы не стали заходить в первый попавшийся кофешоп, зашли во второй и там уже накурились так, что весь остальной день поплыл, видоизменяясь и растягиваясь. Что-то казалось нам очень смешным. Например, за соседним столиком сидели юноша, почти подросток, и солидный господин лет пятидесяти. Они, как и все посетители, курили и оживленно беседовали.
– Смотри, какие милые эти голландцы! Папа с сыном ходят вместе в кофешоп покурить травы.
Но потом «папа» встал и направился в туалет, а когда он оттуда выходил, то в ширинке у него застрял член, он стал нервно его оттуда освобождать прямо перед носом у офигевшей Карин. При ближайшем рассмотрении и «папа», и «сын» оказались какими-то олигофренами. Мы здорово накурились, и эта дурацкая история насмешила нас до слез. Проторчав еще некоторое время в кофешопе, мы вышли на улицу и уселись на берегу какого-то канала. Сколько ни ездила я в Амстердам, всегда все вечера заканчиваются тем, что я пялюсь в канал. Пока мы сидели на берегу, я рассказала Карин о сцене с Жоффруа перед моим отъездом, и про машину, и переведенное сообщение.
– Он точно не патологический ревнивец? Ты знаешь, Гай всегда был очень ревнивым совершенно без повода. Каждый раз придумывал, к чему бы прицепиться, всегда говорил, что на работе точно кто-то хочет меня трахнуть. И с самого начала наших отношений это безумие только усиливалось.
– Да, это точно качество, с которым невозможно жить. Но мы уже полтора года живем вместе, и ничего подобного не было.
– Мой отец говорил, что надо ровно полтора года прожить вместе, чтобы все человеческие качества себя проявили.
Потом мы переключились на работу и как вообще все будет, и вдруг я сказала Карин:
– Я хочу, чтобы ты знала, я очень благодарна тебе за то, что ты делаешь для меня. И еще я хочу, чтобы ты знала: как бы там ни получилось с работой, я всегда буду твоей подругой.
– Хорошо, дорогая, я знаю.
Мы встали рано и, толкаясь перед зеркалом, быстро оделись и пошли на заседание. Встреча была длинной и нудной, в какой-то момент мне нужно было представить свою часть, все прошло гладко, а дальше мой мозг стал потихоньку сворачиваться в трубочку от скуки и ни за что не был согласен воспринимать эту техническую муть, как дети, которые отворачивают голову, потому что категорически не согласны взять в рот ложку с манной кашей.
Во время встречи мне стал названивать Жоффруа, я, естественно, не отвечала, но он звонил снова и снова. В конце концов я стала волноваться, что что-то случилось и вышла с телефоном в коридор. Оказалось, что он звонил без причины, ничего не случилось. Когда встреча закончилась, Карин спросила меня, кто звонил. Я сказала, что Жоффруа и что без причины.
– Ревнивец, – сказала она.
Потом она побежала на поезд, а я осталась в Амстердаме, мой самолет улетал утром. Вечер в одиночку в Амстердаме – это мечта. Я, конечно, не стала курить или шляться по барам, а просто поужинала в ресторане, прошлась по городу, купила себе коробочку черники и пошла в отель. Можно было наконец отдохнуть.
Потом я вернулась домой, и жизнь продолжала нестись, набирая обороты, отъезд приближался, квартира пустела. Друзья хотели видеться все чаще, я уже была на последнем издыхании от усталости и напряжения. Жоффруа продолжал выкидывать всякие номера. Например, в одно пятничное утро я вспомнила, что выбила ему компенсацию с работы, они, конечно, ничего такого платить не собирались. Вспомнив, я позвонила туда, и мне ответили:
– Пусть Жоффруа подскочит прямо сейчас и заберет чек.
Говорилось где-то о трех тысячах шекелей, около тысячи долларов. Мы завтракали. Я сказала Жоффруа:
– Поезжай на свою работу, забери чек, я выбила для тебя компенсацию.
– О чем ты говоришь?
– Тебе с работы положена компенсация, я тебе объясняла, и они не хотели тебе ее платить, но я выбила, и можно сейчас поехать забрать. Давай съезди.
– Ну нифига себе! Ты меня об этом не предупреждала вообще!
– Я что-то не понимаю, чем ты так сильно занят…
– Я хотел спокойно попить кофе, позавтракать!
– Слушай, ты сядешь на электровелик и за десять минут будешь там. В чем проблема?
– Проблема в том, что ты меня не предупредила, – возмутился он и стал собираться.
– Знаешь, я, вообще-то, устаю и не успеваю все вокруг тебе синхронно переводить. Вместо того, чтобы сказать спасибо, что я выбила тебе денег, ты еще и злишься?
– Ладно, я пойду, конечно. Но когда я буду всем заниматься во Франции, это точно будет лучше организовано.
У нас был уговор, что во Франции всей администрацией и бюрократией, а она там знаменитая, будет заниматься Жоффруа, а я буду только работать. Эти его слова о том, как все будет лучше организовано, я потом еще долго вспоминала. Кроме того, постоянной темой для его так называемого беспокойства была моя дочь Роми. Бесконечно он повторял, что она там ни за что не приживется, что она дикая и невоспитанная и что к нам домой немедленно начнут присылать социальных работников, как к проблемной семье. Все это начинало меня доставать. Особенно неприятно меня удивляло то, что ничего общего с тем, кем он был до сих пор, просто не было. Между нами было негласное соглашение: я зарабатываю больше и тащу на себе административную часть, он же помогает с ребенком, занимается хозяйством и всячески украшает мне жизнь. А тут начался перекос.
Когда ситуации ставят меня в тупик и очень тревожат, я обращаюсь к своему психологу, пожилой русскоговорящей женщине по имени Вера. Она всегда может показать мне других людей, их поведение и ситуацию в более четком свете. Вера объяснила, что мужчины очень плохо переносят стресс и что ожидать от них адекватного поведения в такие периоды не стоит. А если меня стали смущать его вдруг обнаружившиеся довольно слабые умственные способности, так ничего такого страшного в том, что я умнее, нет. Что поделаешь, это случается довольно часто. На вопрос, сколько времени ему понадобится, чтобы вернуться в прежнее состояние, она сказала: как минимум год. И надо быть терпеливой и не принимать всерьез. Не могу сказать, чтобы это меня очень воодушевило, я предполагала, что переезд, адаптация в новой стране на новой для меня должности – это нелегко. К тому же у меня есть ребенок, которому будет тяжело. А тут еще надо возиться с великовозрастным дяденькой, который и до сих пор был только для украшения жизни и моральной поддержки. Ничего не зарабатывал, почти ни за что не платил, а тут еще собирается нервы трепать. Как-то вдруг не осталось ни одной области жизни, в которой этот брак бы меня удовлетворял. Но я честно поверила, что вот приедем, он успокоится, будет в своей среде, не будет чувствовать себя все время таким зависимым от меня, и мы заживем счастливо, как прежде, только во Франции. Как-то я пожаловалась Дафне, что в последнее время мне совсем не хочется секса.
