В квартире была тишина и царил полумрак. На диване сидела Карин, и мы бросились обниматься, хотя она, как, впрочем, и всегда, была довольно сдержанной. Я была очень рада ее видеть и бесконечно ей благодарна.
Карин всегда пользовалась успехом у мужчин, но была на удивление некрасивой. Заостренное книзу лицо с тонкими губами, какой-то несуразно широкий лоб и бесцветные глаза за очками с сильными диоптриями делали ее похожей на сову. Но она всегда была мне мила, хотя для меня было загадкой, что могут находить в ней мужчины. Однако она всегда цитировала их комплименты, рассказывала про свои романтические похождения, и я верила, что их манили какие-то флюиды. Наверное, ее доброта, ум, чувство юмора, обаяние и уверенность в собственной привлекательности были сильнее внешних данных.
Я позвонила Жоффруа, чтобы сказать, что я добралась и все в порядке. Карин никак не могла осмыслить, что я теперь замужем:
– Блин, даже не верится, ты говоришь кому-то «cherie»!
Мы выпили чаю и довольно быстро стали укладываться спать, хоть время было и не позднее. Карин сказала, что на этой неделе дети у нее, так что вечером мы никуда не сможем пойти и вообще не надо шуметь. Честно говоря, тихо было настолько, что казалось, если вдруг громко чихнешь, то разбудишь всю деревню. И мы отправились спать, пошептавшись буквально пять минут.
Мне постелили в гостиной на втором этаже. Ах, эти невероятно мягкие французские одеяла и подушки. У нас такие не продаются. Но спать я совсем не могла. Внезапно я осознала, насколько все это происходит по-настоящему. План-мечта превращался в реальность. Почему-то мой мозг крепче всего уцепился за то, что я не видела, куда можно поставить кошачьи туалеты. На самом же деле больше всего я боялась предстоящего расставания с родителями. Это был настоящий животный страх, как у ребенка, который впервые идет в детский сад. Всю последующую неделю я не спала ни одной ночи. Сейчас я понимаю, что переживала разрыв пуповины с родителями. Я также точно знала, что мне это необходимо, чтобы наконец повзрослеть, чтобы жить, а не бояться. Встали мы рано, быстро оделись, выпили кофе и побежали на вокзал. Было довольно холодно, воздух был потрясающе свежим, в нем все еще чувствовался запах дыма из каминов. Небо было розоватым. Мы шли по узкому брусчатому древнему тротуару вниз по улице, нам открывался вид на лес и фигурные черные шпили домов. Было просто сказочно красиво, и мне было очень трудно осознать, что по такой вот прелести можно просто угрюмо торопиться на работу.
Мы добежали до маленького, словно игрушечного, вокзала, сели на поезд и поехали в Париж. Я никак не могла перестать глазеть в окно на пасторальные ландшафты. У нас с Карин как-то не получалось начать болтать, слишком много нужно было обсудить, но было весело и непривычно. Потом пейзажи стали более индустриальными, и, наконец, мы приехали на нарядный и всегда веселый вокзал Сен-Лазар. Париж был каким-то совсем другим, каким-то не таким, каким я видела его, приезжая в отпуск или в командировку. Он был настоящим, серьезным.
Мы шли по большим, типично парижским центральным улицам. Вокруг высились нарядные здания, похожие на праздничные торты. Нижние этажи занимали магазины со сверкающими витринами, уютные кафешки с красными навесами – все как всегда в Париже. Когда мы дошли до офиса, я оробела. Здание было шикарным, как в фильмах, с женщиной в элегантной форме на ресепшне в красивом холле. Я почувствовала себя маленькой девочкой, попавшей в слишком взрослый мир.
Мы поднялись на свой этаж, офис оказался более элегантным, чем многие наши, но довольно обыкновенным. Подтянулись остальные сотрудники, Карин представляла им меня, и надо было исполнять «французский поцелуй» – здороваясь, французы прижимаются друг к другу щеками сначала одной, потом другой и при этом целуют воздух – для меня это непривычная степень близости при встрече с абсолютно незнакомыми людьми. В отличие от типичного израильского офиса, здесь было очень тихо, люди переговаривались вполголоса, никто не врубал музыку. Я до сих пор благословляю Францию и французов за уважение к чужой нервной системе и ушам.
Атмосфера в офисе была приятной и спокойной, но я чувствовала себя как Незнайка на Луне. Понимала чужую тихую речь через слово. Все вокруг напоминало квест – от туалета и кофемашины до французских электрических розеток и клавиатуры. Технические объяснения на французском языке – это особенное лингвистическое переживание. Все технари на свете используют англицизмы, но вот какие именно слова будут достойны перевода, а какие нет – никогда не угадаешь. Некоторые, особенно аббревиатуры, используются прямо так, но на французский манер, и догадаться, о чем речь, совсем непросто. Например, IP («ай-пи») произносится «и-пэ». Я прямо слышала, как скрипит мой бедный мозг или как радуется, когда смог распознать, что же именно хотели сказать. Но вот разобраться в сложнейшей, основанной на радиоволнах и алгоритмах технологии было сложнее.
Большинство сотрудников были молодыми людьми, женщин было совсем мало. Пожалуй, только мы с Карин, Лоранс, подруга Карин, которую она недавно перетащила из «Нокии», где они когда-то работали вместе, и еще одна молодая толстушка по имени Аврора. Это имя я никак не могла произнести так, чтобы не получалось heurror – «ужас». Все они были очень приветливы, открыты и отличались от израильтян тем, что были получше одеты, более ухоженны и вежливы, но в целом оставались такими же ребятами-технарями, как повсюду в мире.
Лоранс мне очень понравилась, это была красивая кареглазая девушка с пышными каштановыми волосами, забранными в пучок, довольно просто одетая, приятная, открытая и дружелюбная, с хорошим чувством юмора, добрая и веселая.
Мне выдали техническую брошюру на английском и велели читать. Как всегда, в таких случаях у меня начинается жуткая война с собственным мозгом. Мозг видит и легко узнает знакомые слова, но совершенно не складывает их ни во что логичное, так проходит несколько минут, и я понимаю, что вроде бы прочла страницу, но уже давно думаю о другом и начинаю по новой, в надежде, что в этот раз получится иначе, если я сейчас вот так сильно-сильно сосредоточусь. И так бесконечно. Это мука, скажу я вам. В то время как интересную книгу или статью я могу читать стоя на голове в самом тесном и шумном вагоне при любых условиях.
Да, я знаю, это классика так называемого СДВГ – синдрома дефицита внимания, но я предпочитаю верить, что это называется проще: неинтересно. Весь прошлый год я ходила на работу под риталином. А это далеко не всегда приятно – да, вы сможете прочесть техническое описание, но целый день будете как на иголках, не сможете сдерживать бесконечный поток болтовни, будете обливаться холодным потом, а вечером у вас будет отвратительное настроение. Я решила не рисковать и не закидываться.
Вот так я сидела и мучилась, потом в кабинет заглянула Карин:
– Давай заканчивай, пойдем обедать. Блин, ты все еще здесь читаешь?
Я напряглась.
– Да нет, я просто перечитываю.
И мы отправились обедать. Мы шли по узким улочкам, где все нижние этажи домов занимали ресторанчики: японский, турецкий, французский, блинная, бутербродная. В дверях подъездов стояли весьма пожилые, но игриво одетые дамы. Хоть на улице и был белый день и повсюду сновали элегантно одетые молодые люди и девушки, явно вышедшие из соседних офисов на обед, дамы смотрели весьма призывно и однозначно.
