Но вот чего он совершенно не мог вспомнить, — так это человека, который был здесь четыре года назад, то есть себя.
Кем он является сейчас, он знает. Помнит прошлое, помнит детство, жестокие побои — таким образом отец готовил его к жизни наследника Бетанкуров. Мать как-то сказала ему, что поскольку все это ее не касалось напрямик, то она и не защищала его от неистового деспота отца. С нее было вполне достаточно, что она родила сына для продолжения рода.
— Твой отец — это твои трудности, — заявила она.
И он справлялся сам. А хотел ли Леонидас всего того, что переходило к нему как к наследнику Бетанкуров, не имело значения. О его желаниях никто не спрашивал. Матери было все равно, как с ним обходится отец. И Леонидасу ничего не оставалось, как стать тем, кем его хотели видеть.
Он вспомнил все. Ребенка, который переставал плакать, когда понимал, что никто ему не поможет. Юношу, который не решался преступить границы дозволенного, потому что последствия того не стоили, да и бесполезно было проявлять непокорность. Он вошел во взрослую жизнь, следуя диктату отца. И тут отец умер — Леонидас считал, что от собственного злобного характера, хотя медицинские светила заявили, что от аневризмы.
Он помнил все.
Леонидас знал, что если он обернется и посмотрит в зеркало, то увидит себя прежнего, несмотря на шрамы — свидетельства ужасной катастрофы. Его костюмы, сшитые на заказ, были доставлены из Милана и подогнаны по фигуре уже дома. Он носил кожаные туфли ручной работы. Волосы были подстрижены так, как он всегда носил: коротко, напоминая военную прическу, словно он готов отправиться на войну.
Он быстро привык спать на своей королевских размеров кровати с мягким матрасом, намного более удобным, чем твердый, полезный для спины матрас в его комнате в селении.
Леонидас наслаждался деликатесной едой, отдал должное отборным винам из семейных запасов и из собственной обширной коллекции. Он заново привыкал не только к крепкому кофе, но и к крепкому алкоголю. Он смотрел на роскошь вокруг себя по-другому, как никогда раньше, потому что потерял все это великолепие на четыре года.
Леонидас не уставал повторять себе, как ему повезло — ведь не у каждого была возможность увидеть жизнь с другой стороны, особенно если оттуда можно и не вернуться.
Это соображение питало его силы, подбадривало во время возвращения в прежнюю жизнь.
Долгий обратный перелет проходил в телефонных разговорах с юристами Бетанкуров, а также с властями в Айдахо по поводу лагеря сектантов. Был звонок и матери, которая при звуке его голоса разыграла драматическую сцену в духе Марии Каллас, но, разумеется, не выразила желания ринуться к нему, поскольку отдыхала где-то в южной части Тихого океана.
Все это отвлекало от того факта, что в последний раз, когда он летел на личном самолете, произошел взрыв, едва не стоивший ему жизни.
Встреча с прессой, когда они приземлились, прошла гладко. В речи, которую он произнес, и в последующих интервью он излагал выдуманную историю о том, что с ним произошло. Он улыбался и следовал предложенной Сьюсан версии и одобренной советом директоров.
А затем настало время вернуться к работе, и тут-то Леонидас понял, что его память оставляет желать лучшего.
Вначале он отказывался в это поверить, но, хоть память к нему и вернулась, помнил он далеко не все.
Леонидас, засунув руки в карманы, смотрел в стеклянную стену по другую сторону кабинета. Это была внутренняя стенка, и сквозь нее он мог наблюдать просторный административный этаж «Бетанкур корпорейшн».
И Сьюсан он тоже увидел.
Он не знал, чем она конкретно занималась, когда появилась в Скалистых горах Айдахо, но, когда они летели в Европу, он начал догадываться о ее роли в компании — она вела все телефонные переговоры, которые должен бы вести он. Стоило ей спокойно произнести пару слов, как вопросы моментально отпадали.
Он заметил еще много всего в течение их первой пресс-конференции, когда они вышли из здания компании, и она заново представила его — сделала это легко и спокойно. Она улыбалась уверенно и сдержанно и выглядела внушительно. После пресс-конференции они прошли мимо толпы репортеров в личный лифт и поднялись в вестибюль его пентхауса.
Вернее, их пентхауса, потому что она тоже жила здесь, сообщив ему, что сразу после свадьбы переехала сюда.
— И ты заменила меня в компании? — спросил он, когда они стояли в огромной комнате высотой три этажа. Этой комнатой он раньше гордился. Архитекторы осуществили его задумку сделать современными и воздушными три верхних этажа купленного им старинного особняка, сохранив при этом элементы исторического декора.
Но в тот день все его внимание было приковано к Сьюсан. Горло першило после пресс-конференции, он чувствовал себя не в своей тарелке, пусть он и стоит посередине своей комнаты в своем доме.
Наверное, он больше нигде не ощутит себя дома. Наверное, проблема в этом. Но в его душе не осталось ни единой частички, которая хотела бы вернуться в горы Айдахо. Хотя как ему жить в Риме, в его доме, он тоже не знал.
А вот его жена, которую он едва знал, чувствовала себя намного увереннее, чем он. Это угнетало.
— Тебя никто не заменял, — ответила ему Сьюсан, когда они остались одни в пентхаусе. Она была одета в очередной черный ансамбль. У нее что, нет ничего другого? Единственный яркий цвет — золото ее волос и голубизна ясных глаз. Она не просто красива. Она поразительна. Не найдется мужчины, который ее недооценил бы.
— Пожалуйста, не надо меня успокаивать, — сказал он.
Она подняла брови, и он почувствовал раздражение оттого, что не знает ее настолько хорошо, чтобы понять выражение ее лица.
— Ты умер, не успев переделать свое завещание, Леонидас. А это означало, что все перешло ко мне. Я не увидела никакой особенной причины назначать нового президента или главного исполнительного директора, лишь бы заполнить должность. За эти годы было много кандидатов, как ты понимаешь. Но ни один не был тобой.
— Прошло четыре года… целая вечность. Какой смысл ждать? Наверняка один из моих кузенов…
Она сдержанно улыбнулась:
— У твоих кузенов слишком много идей и еще больше желания качать свои права, но вот чего у них нет, так это умения. — Сьюсан повела изящным плечиком. — И к несчастью для них — хотя они и Бетанкуры по крови, — решающий голос был у меня.
Да… Недооценивать его удивительную жену было бы неразумно.
Сьюсан шла по центральному проходу административного этажа. На ней очередной темный наряд: черные сапоги и платье чернильно-синего цвета, чуть светлее цвета сапог. Сапоги были на очень высоких каблуках, но она шла в них так же уверенно, как и тогда, спускаясь вниз по горной тропе. Крошечные рукава платья едва прикрывали плечи, вся ее тонкая фигурка — воплощение женственности и элегантности.
Ему захотелось снова насладиться ею, узнать, есть ли разница между изысканной внешностью и сильным характером его жены.
