Она вернула его к жизни.
Жизнь. Любовь. Если он вместе с Сьюсан, то это одно и то же.
— Я буду стараться, — сказал он. — Не важно, сколько на это уйдет времени. Я даю тебе слово.
— Как Бетанкур? — спросила она, улыбаясь, так как уже знала ответ.
— Как мужчина, который нуждается в тебе, хочет тебя и не отпустит тебя от себя, — ответил он, не поднимаясь с колен. — Как муж, который не представляет жизни без тебя. Как одержимый, который потерял память и теперь видит только тебя.
Он притянул ее лицо к своему лицу и поцелуем показал Сьюсан, что все, что он сказал, — правда. Навечно.
Глава 13
Адонис Эстебан Бетанкур появился на свет с громким криком. У него были темные кудряшки и крепкие кулачки, которыми он энергично размахивал.
Сьюсан никогда не видела ничего более трогательного, чем то, как этот кроха обводил вокруг своих маленьких пальчиков несокрушимого и порой безжалостного отца.
Жизнь Сьюсан и Леонидаса текла в едином русле. Леонидаса уже не привлекало управлять «Бетанкур корпорейшн» одному, особенно когда рядом Сьюсан. Вместе они представляли двойную силу и могли сдвинуть горы.
Сьюсан снова была беременна — они ждали девочек-близнецов, а Адонису исполнилось четыре года.
Уложив сына в кроватку и рассказав ему историю о приключениях непобедимых греческих богов, Леонидас пошел к Сьюсан. Был теплый австралийский вечер. Она сидела около бассейна во дворике того же самого дома в Дарлинг-Поинт, куда он отослал ее жить когда-то… очень давно.
Леонидас улыбнулся. На Сьюсан падал мягкий свет фонариков, висящих на деревьях. Он сел около нее на кушетку и, нагнувшись, поцеловал, положив руку на выпирающий живот. И засмеялся, когда одна из дочек задвигалась и ткнула его в ладонь.
— Когда ты рассказываешь Адонису истории про богов, ты говоришь ему, что и ты был богом? — поддразнила она мужа.
Леонидас крепче припал к ее губам. Желание у него только усиливалось за все эти яркие, полные жизненных радостей годы.
— Такую историю он больше оценит позже, когда подрастет, — пробормотал Леонидас. — Когда забудет, как малышом смотрел на меня снизу вверх с почтением.
Леонидас не стал вспоминать, как мало он уважал своего отца, не говоря уже о любви. Сам он не прилагал никаких усилий, чтобы любить сына и жену — он просто их любил.
Что касается Аполлонии Бетанкур, то Леонидас отстранил ее от состояния семьи, как обещал, и все, что ей оставалось, — это давать интервью той желтой прессе, которая соглашалась выслушивать ее скорбную историю.
— Если ты захочешь увидеть своего внука, — сказал ей Леонидас, — тебе придется приложить много усилий, чтобы это заслужить.
Ругательства, которыми его осыпала собственная мать, слушать было омерзительно, хотя чему тут удивляться. Последнее, что о ней было известно, — это то, что она поселилась в Кейптауне с очередным любовником. Сьюсан надеялась, что там она задержится как можно дольше.
А вот у Мартина Форрестера после появления Адониса сердце дрогнуло. Сьюсан и не подозревала, что у ее отца есть сердце. Отец не только настоял на визите, но сделал выговор Аннамике за ее сухость во время посещения внука.
Леонидас считал, что любовь к ребенку может сделать человека лучше. А Сьюсан думала, что любовь ее мужа к сыну настолько очевидна и сильна, что может осветить целый мир.
И ее он любит точно так же. Смешно представить, что пять лет назад они стояли в офисе компании Бетанкуров в Риме и давали клятву всего лишь постараться любить друг друга.
— Ты знаешь, какой сегодня день? — спросила Сьюсан.
— Вторник, — ответил он, водя пальцем по ее животу, словно подавая тайные сигналы девочкам-близняшкам. — Мы с тобой в Сиднее, в Австралии, и я счастлив, что мы оба находимся в одном часовом поясе.
— Пять лет назад я в такой же день явилась в твой офис в Риме, беременная Адонисом и очень, очень несчастная из-за тебя, — напомнила ему Сьюсан.
— Не может быть. Я во всех отношениях самый лучший из мужчин. Разве это не ты простонала сегодня утром в подушку?
Сьюсан скорчила ему рожицу. Затем положила руку на твердое как камень бедро мужа, чувствуя его тепло и его силу. От него исходили покой и надежность. И еще ей кажется, что они кружатся в танце. Она неуклюжая и неповоротливая от беременности, но чувствует себя красавицей.
— И еще мы дали друг другу слово научиться любить. Если все это называется твоими попытками любить меня, нашего сына и малышек, которых мы еще не увидели, то у меня не хватает воображения представить, что же будет, когда твои попытки увенчаются успехом, — заметила Сьюсан. — И как только мое сердце это вместит.
Лицо Леонидаса было в тени, но она всегда и везде будет видеть любимые черты, жесткие, резкие, но все равно прекрасные.
— Я люблю тебя, Сьюсан, — серьезно произнес он. — Ты спасла меня пять лет назад. И с тех пор спасаешь каждый день. Я уверен, что твое сердце сможет это вместить.
— Я тоже тебя люблю, — успела прошептать Сьюсан, пока его губы не зажали ей рот. Она ртом почувствовала его улыбку.
— Я знаю, — ответил он. — Ты забыла, что кое-где мне поклонялись как богу.
Никто не мог бы обожать этого мужчину так же сильно, как она. Этого замечательного, неподражаемого, порой непримиримого и грозного, но совершенного во всем мужчину. Ее мужа. Ее вторую половинку. Мужчину, которого она полюбила девочкой и любит еще больше теперь, став взрослой женщиной.
И будет показывать ему свою любовь всю жизнь, день за днем.
Оказалось, что Леонидас был прав. Сердце у нее обширнее и щедрее, чем она себе представляла, когда поднялась на гору в далеком Айдахо — как же давно это было! — и нашла мужа, которого потеряла.
Больше она его не потеряет. Никогда, сколько бы они ни прожили.
