— Конечно. И это не обязательно должно закончиться сегодня. Просто должно закончиться.
Леонидас не мог ничего с собой поделать. Кипящее внутри неистовое желание, жажда обладать ею соединились во всепоглощающей силе, которая не хотела отпускать ее.
Он точно знал, чего он хочет получить от нее сегодня ночью.
— Сегодня, — прохрипел он. — Сегодня или никогда. Выбор за тобой. Но когда ты сделаешь этот выбор, Сьюсан, пути назад не будет. Я не умею прощать, независимо от того, кто я: Бетанкур или Граф. Ты меня поняла?
У нее затрепетали ноздри и расширились зрачки, жилка на шее часто-часто забилась. Она слегка покраснела, и ей не удалось побороть дрожь.
Но она ничего не сказала, а просто кивнула. Взгляд был прикован к Леонидасу.
Ничего не говоря, он развернулся и увел ее с танцпола, не собираясь выглядеть джентльменом. Ему стоило неимоверных усилий, чтобы не перекинуть Сьюсан через плечо, как добычу, и, подобно зверю, не отнести в свое логово.
«Еще есть время это сделать», — мрачно сказал он себе.
Ночь не закончена.
Глава 8
Сьюсан совершенно забыла о своих родителях, как только Леонидас обнял ее. Она забыла обо всем. О благотворительном бале. О том, что они не одни.
Все исчезло. Ничего и никого нет, только Леонидас, звуки музыки, танец… И сладостное, пугающее ощущение, которое растет и мешает продохнуть. Жар охватил все тело. Она была уверена, что Леонидас догадывается о ее состоянии.
В день их свадьбы Сьюсан была полна ожиданий, смешных и глупых, независимо от множества наставлений, выслушанных от родителей. Она шла к алтарю с дрожью в ногах, предвкушая прекрасное. Но Леонидас, подняв ей вуаль, посмотрел на нее холодным, оценивающим взглядом. Потом он поцеловал ее в губы, словно скреплял печатью одно из своих очень значительных приобретений. А его полное равнодушие к ней во время свадебного приема — он разговаривал со своими компаньонами — потрясло и больно задело Сьюсан.
После всех этих явных указаний на то, что этому человеку она безразлична, разумная девушка поняла бы, что ей нечего рассчитывать на другое отношение. Но Сьюсан была совсем юной, неопытной.
А затем был танец. Единственный танец новобрачных. Когда она очутилась в объятиях Леонидаса, то ничего не замечала вокруг — только его сильные руки и уверенные движения, словно танцем он показывал ей, что в их жизни всем будет управлять он. И ею тоже. У нее кружилась голова, перехватывало дыхание.
Зачем она вспоминает эти терзающие душу детали? Проигрывает в голове снова и снова, как делала все годы? Тот танец заставил ее потом думать о нем, о мужчине, которого она так быстро потеряла. Как все происходило бы, будь у них настоящая брачная ночь? Если бы он не полетел на том самолете, а пришел к ней в спальню?
Теперь она знала.
От сегодняшнего танца сердце снова заболело и заныло, правда, по другим причинам. Потому что теперь она знала слишком много. Она знала его и знала себя. Знала, что, как бы сильно она ни хотела остаться, она должна уйти.
Или… не уйти.
Душа у нее разрывалась от сомнений, когда Леонидас вел ее из зала. Его горячая рука по-прежнему лежала на ее руке и обжигала. Надо выдернуть руку и отодвинуться от него. Сейчас же! Пока не поздно.
Но прежде чем она успела поступить правильно, они оказались лицом к лицу с ее родителями.
Родители не поддержали превращения Сьюсан из послушной пешки в их игре во влиятельную вдову, потому что уже не могли контролировать каждый ее шаг. Они подталкивали ее снова выйти замуж, и как можно скорее, желательно за человека по их выбору. И были крайне недовольны, когда она им сказала, что одного брака по расчету ей вполне достаточно. Больше всего родителей злило, что она прекратила отвечать на их звонки.
— Ты — неблагодарная дочь! — гремел отец. — Если бы не я, то ты не была бы там, где ты сейчас!
— Если бы я слушала тебя, то вышла бы за старого маразматика, дядю Леонидаса, когда он сделал мне предложение три года назад, — ответила она, радуясь тому, что целая Европа отделяет ее от дома родителей в пригороде Лондона. — Я смогу прожить одна и справиться с последствиями того выбора, который сделала, став вдовой Бетанкур.
Разговор на этом закончился.
Но бал Бетанкуров очень престижный, и нельзя было не включить в список приглашенных собственных родителей.
А вот как она умудрилась забыть о том, что они сегодня появятся?
«У тебя в голове исключительно Леонидас, ты и свое имя едва помнишь», — попеняла себе Сьюсан.
Это еще одна из причин, почему ей следует держаться от него подальше. А иначе недалек тот день, когда она не захочет уйти, а он успеет устать от нее и отдалится сам.
Леонидас остановился перед ее родителями. То ли он их узнал, то ли они просто оказались у него на пути.
— Ты, конечно, помнишь моих родителей, — на всякий случай сказала Сьюсан. Леонидасу, возможно, повезло, что он забыл многие вещи. Она сама хотела бы забыть своих родителей. Особенно сегодня, когда они — она была уверена в этом — пришли с намерением сбить с нее — как им казалось — спесь. И на публике, где она не сможет их остановить.
Леонидас кивнул и ничего не сказал. Она положила ему руку на предплечье и поймала его мрачный взгляд. Тогда она придвинулась к нему, словно хотела спрятаться за него, как за щит.
— Твой муж восстал из мертвых, — холодно произнесла мать вместо того, чтобы подобающим образом поздороваться с дочерью и человеком, на похоронах которого она присутствовала. — Не думаю, что с нашей стороны было настолько неразумно ожидать от тебя звонка, Сьюсан. Или ты намеренно этого не сделала? Чтобы твои родители узнали об этом чуде из газет, как все остальные?
— Моя мама хочет сказать, Леонидас, — Сьюсан с легким упреком посмотрела на мать, — что они рады тебя видеть.
Леонидас бросил на Сьюсан быстрый взгляд, но ничего не ответил. Затем он пожал руку ее отцу. Мужчины начали деловой разговор, и в результате Сьюсан была оставлена на растерзание матери.
— Представь мое удивление, когда я обнаружила, что таблоиды знают из жизни моей дочери больше, чем я, — продолжала атаку Аннамика.
— Учитывая, что вы с отцом призывали меня выйти замуж вторично спустя лишь несколько месяцев после похорон, я не думаю, что ты подходящий человек, кому следует довериться.
Аннамика фыркнула:
— Ты все это время знала, что он жив, и тем не менее притворялась. Со всеми. — И повысила голос, разумеется, чтобы услышал Леонидас. — Ты двуличная особа.
У Сьюсан зажгло кожу. Мать специально пытается унизить ее в глазах Леонидаса. Оклеветать. Но она не доставит матери удовольствия, не покажет, что ей удалось нанести дочери удар.
— Я плохо себя чувствовала, — сказала Сьюсан, как можно сдержаннее, прежде чем мать начнет извергать новые оскорбления. — У меня ужасные головные боли. Возможно, я переволновалась из-за возвращения Леонидаса.
