— А сейчас ты мне крайне необходима. Ты мне откажешь? — Он не приблизился к ней, вообще не двигался, а в комнате стало нечем дышать. Словно он забрал весь воздух и держит в резервуаре, как выкуп.
— Я бы хотела не отказывать. — Сьюсан попыталась улыбкой сгладить отказ.
— Скажи, Сьюсан, почему ты меня разыскала? — помолчав, спросил он. Золотистый отсвет из окна переместился ему в глаза, они зажглись, и Сьюсан чувствовала, что сгорает в этом блеске. — Разве не проще было остаться здесь и ничего не предпринимать? Все верили, что я мертв. Ты могла бы оставить меня там, в поселке. И никто ничего не узнал бы. Даже я.
— Я действительно хочу развода. — Она произнесла это как можно равнодушнее, но голос все же дрогнул.
Этот разговор ее угнетал. Она наивно полагала, что обсуждать нечего. Леонидас совсем ее не знает. Он не захочет никаких отношений с ней, и, скорее всего, повторения той близости ему не нужно. Сьюсан он казался абсолютно другим человеком, чем тот, кто улетел на самолете четыре года назад. Вообще-то как она могла заметить разницу? Они и тогда были чужими, их брак — чистый расчет, выгода для обеих семей, а ее детские фантазии никого не интересовали.
Наступил идеальный момент подвести черту под странной, обреченной на несчастье женитьбой и идти дальше своим путем. Каждому.
И сделать это до того, пока ей не придется признаться самой себе, что он ей небезразличен.
И это после того, как она сохранила для него свою девственность, отвергла одного за другим кузенов Леонидаса, отвергла всех ухажеров, которые старались убедить ее, что влюблены в ее улыбку, в ее смех, что находят ее черные наряды обольстительными.
Ей пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы вести себя так, будто потеря невинности оставила ее равнодушной. Но она, кажется, истратила все душевные силы там, в богом забытом поселке, которым, как она надеялась, американские правоохранительные органы серьезно займутся. Чем дольше она будет находиться около Леонидаса, тем менее стойкой она становится.
Надо уйти, пока не поздно. Она хотела избавиться наконец от той жизни, которую вела, и ей была безразлична реакция родителей, их недовольство. Больше быть пешкой она не намерена. И быть частью театральных выходок и интриг Аполлонии она также не желает, как и объектом любовных притязаний кузенов Бетанкур. Она устала от всей этой разъедающей душу ненасытной алчности окружающих.
Четыре года она верила в то, что у нее есть обязательства перед мужем, который внезапно умер. Наверное, из-за девичьих фантазий. Как бы то ни было, Сьюсан серьезно воспринимала свои обязательства, и одной из причин ее успеха в делах покойного было то, что она закрыла свою душу на замок. Что представляют собой ее родители, она прекрасно понимала: в свадебный вечер вместо утешения они сделали все, чтобы она ощутила свою незначительность. А вскоре она узнала истинное лицо новых родственников, запутанные и отвратительные отношения среди Бетанкуров и внутри их семейного бизнеса.
Она не чувствовала ничего, кроме утраты мечты, но это помогло ей стать, вероятно, самой влиятельной вдовой в мире бизнеса.
А потом она отправилась в селение, где жила секта, поклоняющаяся божественному правителю.
Весь обратный перелет она убеждала себя, что ее близость с Леонидасом произошла от необычности ситуации: затерянный поселок в дебрях Скалистых гор, муж — божество. Но тем не менее она просыпалась каждую ночь, запершись в своей комнате пентхауса, плотно укрывшись одеялом и пытаясь успокоить дико колотившееся сердце, унять жар между ног и томление в груди.
Такое состояние намного хуже, чем провести остаток жизни вдовой Бетанкур. Страдать по мужчине, который — и она это знала, даже если он сам этого не знал… возможно, пока не знал — забудет о том, как его потянуло к ней. Быстро забудет. Ведь мать хладнокровно предупредила ее, что для мужчин это обычное явление — так она «подбодрила» дочь перед свадьбой.
— Леонидас Бетанкур несметно богат и у него отменный вкус, — говорила дочери Аннамика Форрестер в тот вечер, сидя на кровати Сьюсан в номере отеля, где они остановились в преддверии свадебной церемонии. — Тебе следует принять его сексуальные предпочтения как неизбежность. — Сьюсан покраснела от смущения и неловкости, а Аннамика рассмеялась: — Ты неопытная, неискушенная школьница, Сьюсан. Ты не можешь рассчитывать, что такой мужчина, как Леонидас, тобой заинтересуется.
— Но… он мой муж.
— Чем скорее ты научишься закрывать глаза на его увлечения, тем лучше для тебя, — заявила мать. — И он станет тебя уважать и считаться с тобой.
— Уважать? — поразилась Сьюсан.
— Твоя обязанность — родить наследника, — продолжала наставления мать. — Твоя невинность — это свадебный подарок ему. После свадьбы постарайся забеременеть и остаться привлекательной. Никому не нужна крикливая, озлобленная женщина, требующая развода. Ты проживешь жизнь, полную комфорта, если станешь использовать наилучшим образом то, что имеешь.
— Я думала, что брак должен быть…
— Чем быть? — презрительно прервала ее мать. — Волшебной сказкой? Ты надоешь Леонидасу, девочка, и очень быстро. Пусть живет как хочет. — Она махнула рукой. — Не важно, где мужчина развлекается. Важен дом, куда он возвращается. Пройдет время, и он будет возвращаться к тебе все чаще. И возвращение будет более радостным, если ты избавишь его от сцен ревности.
Сьюсан попыталась смириться с этим, когда новоявленный муж оставил ее в брачную ночь. Очевидно, он уже устал от нее. Ей было очень тяжело. Сейчас она не такая дурочка, как прежде. Единственная причина, почему он хочет, чтобы она находилась рядом, — это его провалы в памяти. Ведь это она его нашла, и только ей известно, где он был.
Леонидас Бетанкур не страдал сентиментальностью. Она это знала. Пройдя страшную проверку на выживание, он превратился в еще более жесткого человека. Но… со шрамами на теле он стал… еще красивее. Он похож на холодную мраморную статую.
Сьюсан чувствовала, как он буквально поглощает ее.
А она больше не девочка-подросток. Она переросла волшебные сказки, которые скрашивали ей жизнь в школе, потому что ничего другого она не знала.
Но сейчас знает. Все, чего она хочет, — это быть свободной.
— Ты должна понимать, что развода быть не может, — сказал Леонидас. — Не так скоро после моего возвращения. — Он усмехнулся. — Подумай о последствиях.
— Разумеется, я представляю последствия. — Сьюсан похвалила себя за ровный голос. — Но я тоже хочу жить своей жизнью.
— Какой именно? Если мне память не изменяет — а скорее всего, изменяет, — то жизнь, которую ты вела до того, как вышла за меня, была не намного лучше тюремного заключения, правда, в красивой обертке. Тебя содержали строже, чем монахиню, охраняя твою невинность.
Сьюсан замерла.
— О чем ты говоришь?
— Удивительно, какие вещи остаются в памяти. И это притом, что имя главного финансиста улетучилось подобно дыму. — Леонидас прошелся по кабинету, даже не глядя на нее, но Сьюсан все равно чувствовала себя напряженно. — Твой отец пообещал выдать тебя за меня, когда ты была совсем юной. Ты должна это знать.
