Пока я решала, как поступить, он от меня отлепился, и я сказала:
– Попробуешь повторить этот номер – получишь в ухо.
– Дурак я, что ли, за просто так кулаками махать? Ты мне задолжала как минимум бурную ночь с африканской страстью.
Он зашагал дальше, и я, малость помешкав, бросилась за ним. Уцепилась за руку и, когда он остановился, поднялась на носки и поцеловала. Вполне невинно. Зато сказала с чувством:
– Спасибо.
– Ну… – склонив голову набок, пропел Савва, – не совсем этого я ждал, однако на первый раз сгодится.
Мы вернулись в машину. Если честно, я подозревала, что Савва продолжит домогательства, но его вдруг потянуло на разговоры:
– У твоего приятеля такая манера девиц добиваться? Посылая к ним всяких придурков? Или дело не в большой любви?
– Вот уж не знаю, – проворчала я, по неизвестной причине испытывая недовольство, и относилось оно вовсе не к Каверину.
Мы выехали на проспект, когда у Саввы зазвонил мобильный. Как выяснилось, звонил Павел, мой спутник включил громкую связь, чтобы я слышала разговор.
– Каверину куча народу бабла должна, – начал приятель Долгорукова. – Страсть к игре у населения неистребима. Это мы с тобой по соточке спускаем для поднятия тонуса, а люди состояния проигрывают.
– Например, Олег Ведерников?
– Точно. Если отдать было нечем, за такие бабки реально могли шлепнуть.
– Могли бы подождать, когда наследство получит.
– Оно конечно. С покойника чего взять? Знающие люди говорят, особого напряжения между ними не было, значит, Каверин действительно предпочел ждать. Ведерников у него чуть ли не в друзьях ходил. Последнее время играл мало, все больше наблюдал за другими, слюну глотая. Но на прошлой неделе видели, как Ведерников из кабинета Каверина выскочил белее мела, а потом грусть-тоску в баре заливал.
– То есть, вполне возможно, к кончине Ведерникова Серега руку приложил?
– Мог. Но Каверин не из тех, кто любит бабки терять. А бабки, я уже сказал, немалые. Так что лично у меня сомнения. Я тут, кстати, еще одну новость услыхал. К твоему делу она отношения не имеет, но новость любопытная. Говорят, у Сереги на Осмолова большой зуб.
– Они вроде дружили, – удивился Савва.
– Дружбы у них точно не было. Какая дружба между жуликами? Здесь только смотри, кто кого надует. Поговаривают, что Каверин в пирамиду тоже денежки вложил. И вовремя соскочить не успел.
– И денег лишился, надо полагать, немалых?
– Сам подумай, разве малые деньги могут заинтересовать такого типа, как Серега?
– Ясно. Спасибо тебе.
Савва убрал мобильный и повернулся ко мне, а я заметила:
– Сергей мне про «Взаимовыручку» ничего не говорил. Хотя о работе у Осмолова я ему рассказала и обо всем прочем тоже.
– Может, не хотел, чтобы ты знала, какой он дурак?
– Может. Но все равно сомнительно. Досаду не скроешь. Мент, который меня у Константинова допрашивал, к примеру, даже не пытался. А Каверин смеялся. Удивился очень тому, что я в Москву ездила, но смеялся вполне искренне. Что-то тут не так.
– Разберемся, – кивнул Савва. – Мне надо отъехать ненадолго, – сказал он, притормозив возле своего особняка.
– А со мной нельзя?
– С тобой нельзя. Хотя очень хочется.
– Скажи хоть, куда едешь?
– Вот когда решишь осчастливить меня за регулярное геройство, тогда и скажу. А пока – извини.
– Гад, – сказала я, и он согласно кивнул.
В общем, мне осталось только одно: выметаться из машины. Что я и сделала.
В доме царила тишина. Вскоре выяснилось: все трое медитируют. Пелагея сидела в позе лотоса неровно, то и дело заваливаясь то вправо, то влево. Мама хмурилась и поглядывала на нее осуждающе. Вскоре причина стала ясна.
– Любашу с утра поминаю, – с трудом поднимаясь, объявила Пелагея.
Мама, к моей невыразимой радости, была трезва. Следовало признать: Максик влияет на нее в высшей степени положительно.
– Идите обедать, – позвала мама. – Я вот подумала, – разливая рассольник, сказала она, – может, и нам домой пора? Что мы, в самом деле, человека стесняем? А ты, дочка, конечно, оставайся.
– Лучше еще малость поживите, – возразила я, прикидывая, стоит ли рассказывать о Каверине и здоровячках. Решила, что не стоит, и взялась за рассольник.
– Выпьем, подруга? – предложила Пелагея, достав из шкафа две рюмки. Следовательно, маму и Максика она в расчет не принимает, что уже хорошо.
– Давай, – согласилась я, мама разволновалась.
– С какой стати? Хоть бы праздник или выходной…
– С такой стати, что подруга померла. Опять же, под рассольник грех не выпить.
– Надеюсь, вы слышали о женском алкоголизме? – посуровела мама.
– Слышали, – кивнула я. – А некоторые даже видели.
– А ты не бери дурной пример. Между прочим, твой дед по отцу был алкоголиком.
– Все плохое у меня от папы, – согласилась я, и мы с Пелагеей выпили.
Максик благостно улыбался, успев съесть тарелку рассольника.
– Такая дружба до добра не доведет, – хлопнув ладонью по столу, заявила мама, после чего гордо удалилась.
– Нелегко наблюдать, как другие предаются пороку, – философски изрекла Пелагея. – А ты чего сидишь, если уже рассольник съел, а пить не хочешь? – повернулась она к Максику. – Или нацелился и меня спасать?
– Каждый человек имеет право на дружеское участие, – ответил Максик.
– Точно, нацелился, – хмыкнула Пелагея, хотела продолжить, но отвлек звонок мобильного.
Это, кстати, был мой мобильный. Я поспешно ответила, не успев толком взглянуть на дисплей, в полной уверенности, что звонит Савва, а услышала Каверина.
– Здравствуй, Ева, – ласково произнес он, я еще раз взглянула на мобильный, заподозрив, что у меня глюки, но тут вспомнила: я сама настоятельно рекомендовала звонить мне, если будет в том нужда. Как видно, нужда возникла.
– Здравствуй, Сергей, – ответила я как можно спокойнее, хотя наружу рвались слова красочные, но непечатные.
– Сергей? Чего ж так официально? Помнится, не так давно я был Сережей.
– С тех пор многое произошло.
– Что, например?
В этом месте меня прорвало.
– Ты еще спрашиваешь?! – рявкнула я. – А кто подослал своих гоблинов? Они меня до смерти напугали.
– Ну, кто кого напугал, еще вопрос. У одного из гоблинов, между прочим, сломан нос, второму челюсть вправлять придется.
– Сами виноваты. Нечего нападать на беззащитную девушку.
