– Я со всеми типами осторожна, – заверила я.
– Боюсь, на этот раз все серьезно, – заговорила Пелагея, нахмурившись. – Она уже пять дней не звонит и на звонки не отвечает. Согласись, это что-то новенькое.
– Может, мобильный потеряла?
– Я и на домашний звонила. Поздно вечером, рано утром… В самые неожиданные часы.
– Дома у нее была?
– Была, – вздохнула Пелагея. – Вот только что уже в который раз. Похоже, дома она давно не появлялась.
– Ладно, разберусь, – проворчал Савва.
Пелагея усмехнулась, достала из клатча ключи и положила на стол.
– От ее квартиры. Или у тебя свои есть?
– Давно вернул. – Савва сгреб ключи и сунул в карман.
– Держи меня в курсе, – кивнула Пелагея, поднялась и, подхватив клатч, величественно поплыла к выходу.
– По-моему, она неотразима, – закинула я пробный камешек.
– Кто? Бабка?
– А Пелагея права: ох как сильны твои обиды!
– В смысле она разбила мне сердце? – усмехнулся он. – Когда она обратила свой алчный взор на деда, мы уже год как разбежались.
– Значит, с ее стороны это был акт отчаяния?
– Вот уж не знаю.
– Слушай, а кто такой твой дед?
– Сукин сын, – ответил Савва.
– Вот так вот, да?
– Ага.
– И за что ты его в сукины сыновья определил?
– За то, что матери жизнь испоганил. И мою пытался. Ну а Пелагею ты видела. Когда мы познакомились, она была вполне нормальной девчонкой.
– Давно это было?
– Давно.
– Ага. А сейчас с ней что не так? Выглядит на миллион баксов.
– Сейчас она до обеда спит, после решает, чем себя занять, а вечером раз по пять звонит мне и жалуется на жизнь. Против первых пунктов я не возражаю, а последний успел достать.
– Я правильно поняла: твой дед – богатый человек… Что с ним, кстати?
– Умер, – проворчал Савва. – До этого у Пелагеи жизнь была довольно насыщенной, старик не подарок, а она твердо решила получить наследство. Теперь не знает, что с ним делать. Денег чертова прорва, их при всем желании не потратишь. Если Пелагея знакомится с мужиком, сразу начинает думать: на бабло нацелился. Детей она терпеть не может – они портят фигуру и нервы. За пару лет она уже полмира объехала и везде скучает.
– Могу с ней поменяться, – съязвила я. – На моем месте не соскучишься.
– Зачем тебе с ней меняться? У тебя с мозгами вроде все нормально.
– Спасибо за комплимент. Знаешь, в чем засада? Нет денег – хреново, есть – тоже не очень хорошо, как только что выяснилось.
– Денег должно быть достаточно. И заработать их надо самому. Так что все просто.
– То есть с дедом у тебя не сложилось, я правильно поняла?
Савва пожал плечами.
– Я старался не особо ему на глаза попадаться. В восемнадцать лет ушел в армию, а когда вернулся, жил спокойно своей жизнью.
– Но деду это не нравилось?
– Деду нравилось, когда люди от него зависят или от его денег, что одно и то же. На мое восемнадцатилетие он подарил мне машину.
– Везет.
– Только дуракам.
– Серьезно?
– На халяву подсаживаешься быстрее, чем на наркоту.
– Неужто ты от тачки отказался?
– Я воспитанный внук, сказал «спасибо», пару раз прокатил на ней деда, когда он просил. В остальное время ездил на велике или ходил пешком. Для здоровья полезнее.
– Тяжелый случай, – кивнула я, заподозрив, что в этой истории все не так просто.
Савва упомянул свою мать, которой дед жизнь испортил. Должно быть, в этом все дело. В настоящий момент я с трудом представляла, как деньги могут испортить жизнь, мою бы они, без сомнения, украсили. Но в целом мысль Саввы была мне близка и понятна, особенно в той части, где речь шла о халяве. Деньги надо заработать, с этим не поспоришь. Однако на вопрос, отказалась бы я от наследства, ответить однозначно совсем не просто. Наследство, понятное дело, это халява, но… совсем иного свойства. Вот я, к примеру, живу в бабушкиной квартире и от своего счастья не бегу. Мне совсем не улыбается брать ипотеку и платить за нее лет двадцать.
Ладно, об этом можно и потом подумать. Но на Савву я смотрела настороженно, заподозрив, что он еще не раз удивит. Недаром Пелагея намекала на характер. Чтобы всерьез достать кого-то, человеку не обязательно иметь скверный характер, иногда достаточно просто его иметь.
Но было во всем этом и нечто положительное. Савва оказался единственным на сегодняшний день человеком, которого моя эпопея с пирамидой не только не удивила, но он даже счел мой поступок правильным, о чем, собственно, и заявил через пару минут:
– Сама-то в Москву чего поперлась с заявой на Осмолова?
– Того, – буркнула я.
– И правильно, между прочим, не фиг жуликов плодить.
И я волшебным образом вдруг выросла в своих глазах.
Махнув рукой официанту, Савва расплатился и сказал, поднимаясь:
– Поехали.
– Куда?
– Сначала к Архипу, потом придется к Любаше.
– Любаша – твоя бывшая? – уточнила я.
– Ты же слышала.
– Это с ней ты полгода назад расстался?
– Нет, с ней уже давно.
– А они с Пелагеей подруги?
– Подружились, когда мы с Любашей разбежались. До этого друг друга не особо жаловали.
– По-моему, бабка тебя до сих пор любит, – заявила я, хоть моего мнения и не спрашивали.
– Так я ее тоже люблю, – пожал плечами Савва. – Мы же родня.
Я покосилась с недовольством, но сочла за благо промолчать.
Хотя точного адреса у нас не было, мастерскую Архипа мы нашли без труда. Вход с улицы, рядом с обшарпанной дверью – табличка «Мастерская», а чуть ниже прямо на стене написано фломастером: «Кудимов А. П., звонить три раза». Что Савва и сделал.
Открывать дверь не спешили, чувствовалось: в дверной глазок нас разглядывают. Савва выдал залихватскую улыбку, которая вряд ли располагала к общению, скорее, сбивала с толку. Когда верзила вроде него так улыбается, это не сулит ничего хорошего.
– Здравствуйте, – пискнула я, давая понять, что от созерцания гостей пора переходить к действиям.
Дверь приоткрылась, и я увидела остроносую тетку в намотанной на голову красной шали.
– Вам кого? – спросила она.
– Мы от Людвига Аристарховича, – ответил Савва. – Хотели взглянуть на новые работы.
