Кэт повернулась, чтобы пойти по направлению к зеленеющим впереди площадкам, за которыми заботливо ухаживали Вилли и Пол, но Кевин поймал ее за руку. Задохнувшись от неожиданности, она попыталась освободиться, но тот сжал пальцы еще сильнее и потянул ее к себе.
— А ты не играешь в гольф?
Она в замешательстве отрицательно покачала головой:
— Нет, конечно.
— Очень странно, а мне кажется, что раньше ты играла!
— Никогда в жизни!
Кэтрин вновь попробовала вырвать руку, но это было все равно, что пытаться сдвинуть автобус. Не обращая внимания на ее усилия, Кевин притягивал ее все ближе, пока она не оказалась в его объятиях. Несмотря на толстый свитер, Кэтрин явственно почувствовала тепло и силу его большого тела.
— Я сам тебя учил. И у тебя неплохо получалось.
Кэтрин отрицательно затрясла головой, затем — еще раз.
— Нет, я никогда не была слишком уж спортивной.
— Но сегодня ты играла в футбол.
Значит, он ее видел. Кэтрин облизнула губы, и в глазах Кевина засветились веселые искорки. Ослабив хватку, его руки теперь едва касались ее рук, и он удерживал Кэт возле себя лишь своей улыбкой. Она не поняла, в какой момент в окружавшем их воздухе возникло такое напряжение, но оно возникло, и дышать ей стало трудно, как перед грозой, когда в прибрежные утесы начинают ударять молнии. Однако это состояние не казалось неприятным: это было неожиданно вспыхнувшее желание. Кэтрин хотелось избавиться от Стоуна, повернуться и убежать, не оглядываясь. Но она почему-то медлила, глядя на его губы и спрашивая себя, каково бы это было — почувствовать, как они прижимаются к ее собственным? Помнит ли ее тело то, что забыла она сама? Кэт чувствовала, как кровь все сильнее стучит в висках, а по телу горячими волнами прокатывается сладостная истома.
— Кэтрин? — Голос его, казалось, доносился откуда-то издалека, он был странно низким и каким-то завораживающе-пугающим, как приглушенный расстоянием раскат грома. Почему ты молчишь?
— Да… Я играла с Майклом. На Алаве сейчас нет детей, и ему не с кем поиграть.
— Понимаю.
Глубокие, звучные интонации его голоса заставили Кэти задрожать, она почувствовала, что задыхается. Каким образом ему удалось вложить в одно слово столько любви и страсти? И как Кевину удается подчинять себе силы природы, превращая это яркое, солнечное утро в мягкую, обволакивающую темноту: исчезло и солнце, и море — все, кроме них двоих. И не было ничего прекрасней чувства влечения, окутавшего их теплой, завораживающей аурой.
Лежавшая на талии Кэтрин правая рука Кевина — странно, когда она успела там оказаться? — привлекла ее еще ближе. Его левая рука скользнула под широкий рукав ее свитера, и Кэт почувствовала мужскую горячую и удивительно нежную ладонь. Все вокруг было заполнено Кевином — его теплом, нежностью прикосновений и запахом, который заставил Кэтрин вспомнить о морском прибое, свежем и чистом. Пальцы Кевина нащупали ее пульс, и Кэт замерла, прислушиваясь к своему сердцу, которое стучало, словно шарик, подпрыгивающий на стремительно вращающемся колесе рулетки.
— Ты была внимательна к желаниям маленького мальчика. Это делает тебе честь. Как насчет желаний взрослого мужчины?
Глядя на его губы, она скорее почувствовала, чем услышала эти слова.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду? — едва слышно выдохнула Кэтрин. Он что, собирается ее поцеловать?
— Исполнишь ли ты мое желание, Кэти?
— Какое?
Ей было невероятно трудно смотреть на Кевина. Хотелось позволить векам сомкнуться и целиком отдаться ощущениям, которые пробуждала в ней близость его тела. Казалось, что все остальное в мире перестало существовать, и остались лишь низкий голос и его прикосновения.
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловала. Это ведь не очень большая просьба для мужа, не так ли? Единственный поцелуй за два года. Я был не очень требовательным мужем, ведь, правда? И ты не откажешь мне в моей просьбе.
Кэтрин в конце концов сдалась. Она подняла подбородок, и ее губы оказались почти рядом с губами Кевина.
— Конечно, нет…
Слова эти прозвучали почти как стон, настолько ей хотелось ощутить тепло его губ. Но в следующее мгновение губы Кевина, ускользнув, прижались к ее запястью. Кэтрин не смогла сдержать слабый стон нетерпения: так поцелует он ее или нет?!
Кевин поднял голову, и Кэтрин увидела в его глазах страсть и торжество. Прежде чем она успела сообразить, что может означать такое сочетание, он положил ее руки себе на плечи, прижал Кэтрин к себе и жадно прильнул к ее изнывающим от ожидания губам. Задохнувшись от наслаждения, Кэти обвила руками сильную шею и погрузила пальцы в его густые цвета пшеницы волосы. Она попыталась вспомнить: случалось ли уже такое когда-нибудь раньше, целовала ли она его когда-нибудь в их прежней жизни? Но уже возродившаяся в ней женщина, отвергая сомнения, жадно упивалась дурманящей сладостью этого момента.
Вкус поцелуя был восхитителен. Кэтрин никогда не испытывала ничего подобного: ощущение дикого, какого-то первобытного возбуждения сливалось с чувством безграничного покоя, надежности и уверенности. Кэт знала, что ей пытается сказать тело: этого мужчину она уже любила.
Кевин на мгновение отстранился, и она сама потянулась к его губам. И он вознаградил ее короткими, жалящими, как прикосновения пламени, поцелуями, от которых губы Кэт запылали огнем.
— Кэтрин, — сказал он. — Ты должна мне ответить на один вопрос.
Глаза Кэт были закрыты, пальцы запутались в его волосах. Она откинула голову назад, чтобы он мог прикоснуться к нежной, чувствительной коже на шее. Кевин поцеловал ее там, и Кэти едва не вскрикнула, почувствовав, как горячая волна желания прокатилась по всему телу, заставляя таять и плавиться. Она тоже поцеловала его в шею и услышала стон наслаждения.
— Что ты хочешь узнать, Кевин?
— Были ли у тебя мужчины после меня? Другие мужчины, после того как ты ушла?
Кэтрин почувствовала себя так, будто ее окатили ведром ледяной воды. Ловя воздух широко открытым ртом, она вырвалась и дрожащей рукой прикоснулась к губам, которые все еще пылали от его поцелуев.
— Что ты имеешь в виду?
Кэтрин отметила, что глаза Кевина таили в себе загадку, и в то же время в них можно было прочесть явное чувственное желание. Она гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела на Стоуна.
— Ты никогда не целовала меня так раньше, — незнакомым, глухим голосом сказал он. — Ты стала такой сексуальной. Раньше ты была очень нежной и в меру чувственной. Кто мог научить тебя той страсти, которая заставляет так биться твое сердце?
Бешеная ярость затуманила ей глаза.
— Не было у меня никаких мужчин, во всяком случае, тебя это никак не касается!
Взрыв негодования его нисколько не смутил.
