— Ты видишь в людях только хорошее.
Не только. Рейчел стоило все рассказать Кливу, но легче сказать, чем сделать. Сколько она сама мучилась вопросом, как сообщить Кливу о беременности, а в итоге он узнал самым неожиданным образом…
— Я вижу хорошее в тебе. Ты бесконечно вспоминал последний разговор, когда ты сорвался, и страдал от чувства вины. Боль вполне естественна, но смерть Рейчел — результат трагедии, и в ней никто не виноват.
— Мне надо было…
— Надо, не надо, — оборвала Энди, теряя терпение. — Жизнь не репетиция спектакля. Ты не можешь ничего исправить. Многие поступили бы иначе, дай им шанс, но, если все время оглядываться назад, не сможешь увидеть будущее.
— Я знаю, что меня ждет.
На секунду Энди подумала, что он говорит о ней, об их ребенке, о неожиданном повороте в их судьбе, но Клив поднялся на ноги, не взглянув на нее.
— Мне надо починить крышу.
Как это по-мужски — ухватиться за что-нибудь конкретное, материальное. Она знала, что отец поступал точно так же в минуту эмоциональных переживаний, словно ремонт мотора, стрижка газона, починка велосипеда давали силы вернуть самоконтроль.
— Будь осторожен, — сказала она, заставив себя остаться на месте. — Если ты упадешь, я буду чувствовать себя виноватой.
Клив обернулся, нахмурив лоб.
— С какой стати?
— Ты оказался здесь из-за меня, Клив, и я вынудила тебя чинить крышу. В человеческой природе винить себя, если что-то идет не так. Нам свойственно анализировать слова и поступки, предполагать, как могли бы развиваться события, поступи мы иначе.
— Закончила читать мне нравоучение?
— Зависит от того, хорошо ли ты слушал.
— Можешь проверить. Ты в ответе за то, что я здесь, и повинна в том, что мне предстоит чинить крышу. Правильно?
— Ты хорошо это усвоил?
— Могу продемонстрировать. — Он протянул ей руку. — Давай так. Если мне предстоит лезть на крышу по твоей воле, ты должна при этом присутствовать.
Энди правда хотела дать ему время подумать над ее словами в одиночестве, пока руки будут заняты укладкой плитки.
— Чем я могу быть полезна, стоя на земле, если ты будешь на крыше?
— Глядя на тебя, буду вспоминать, что нужно быть осторожным. Если все-таки я начну падать, ты подхватишь меня.
— Идиот, — нежно проворковала она, понимая, что ее слова не прошли даром.
Опираясь на протянутую руку, Энди поднялась.
— Вместо того чтобы терять время, наблюдая за тобой, займусь, пожалуй, кабриолетом. Не можешь же ты приехать на собственную свадьбу в спортивной машине, согнувшись в три погибели.
Крепче сжав руку Миранды, Клив повел ее через пляж к душу с пресной водой — обычному шлангу, свисавшему со скалы. Возможно, она считает его идиотом, но тогда он счастливейший идиот на земле. Только что он свалил с плеч груз вины, исповедовавшись Миранде. Она должна знать о нем все — и хорошее, и плохое. Конечно, она была в шоке, но, к его удивлению, разложила все по полочкам: проанализировала каждую деталь, и нашла ей место, проявив железную логику. Он чувствовал себя сломанным мотором, который она разобрала на детали, почистили и смазала, потом собрала заново.
Чувство вины по отношению к Рейчел никогда не покидало Клива. Он не любил ее так, как она этого заслуживала. Они кое-как ладили до того, как Миранда пришла в «Голдфинч». Хотя Клив объяснил, почему принял ее в штат, Рейчел устроила скандал, который стал началом конца.
Клив повернул кран душа, но вода не полилась.
— Он не исправен?
— Должен работать, — сказала Энди. — Его не включали много лет, наверное, заржавел.
Клив поднял голову, и в этот момент лейка душа с треском отвалилась, не задев его по чистой случайности. Однако он не сдержал проклятия, когда на разгоряченное тело обрушился каскад холодной воды. Стоявшая в стороне Энди весело расхохоталась.
— Ах, тебе смешно? — прорычал Клив, хватая ее в охапку и толкая под брызжущие струи.
В шоке Энди выдохнула неожиданное в ее устах ругательство. Словно стирая вырвавшееся слово, он коснулся ее губ большим пальцем. Она издала тихий стон, усиливая его возбуждение, которое не охладил даже ледяной душ. На секунду все замерло: земля словно остановила вращение. Клив опустил голову, коснулся губами ее соленых губ, и они приоткрылись ему навстречу. Время повернуло вспять: Энди отвечала со всем пылом невинной юности, покорившей когда-то раз и навсегда его сердце. Клив опустил бретельки ее купальника, обнажив до пояса прекрасное тело, и ее мягкая грудь прижалась к его груди. Клив жадно ласкал нежные губы, пока оба не начали задыхаться.
Энди закрыла глаза, и Клив поцеловал длинные мокрые ресницы. Она задрожала.
— Замерзла?
Но стоило Кливу закрутить кран, перекрывая воду, как Энди обвила его шею руками и притянула к себе.
— Согрей меня.
— Теперь согрелась? — спросил Клив, когда, тесно обнявшись, они лежали на постели возле открытого окна. Солнце село, и только узенькая полоска света тянулась вдоль линии горизонта. Энди смотрела на ярко сиявшую на западе Венеру и на точки звезд, искрившихся на быстро темневшем небе.
Как описать окутавшее ее тепло? Все происходило совсем иначе, чем в ту отчаянную, проведенную вместе ночь. Хотя секс тогда был страстным и горячим, таким, какого она не испытывала раньше и не могла вообразить, но в нем таилась темная сила, пробуждавшая не радость, а слезы, которые она сдерживала, но пролила потом, когда осталась одна. Она оплакивала то, что могло произойти, но не произойдет никогда.
У Энди никогда не возникало сомнений, что Клив знал, кто был рядом с ним: он шептал ее имя. Она подавляла в себе несбыточную надежду, понимая, что для него она всего лишь свет в конце туннеля, который должен вывести его к новому будущему. Она не рассчитывала на большее.
Сегодня это будущее было рядом, в каждом жесте и прикосновении. Все было немного тревожно, как в первый раз — они познавали друг друга. Клив сдерживал себя, проявляя заботу и нежность, но быстро распалился в ответ на ее призывные стоны. Доведя ее до изнеможения, он губами осушил слезы на щеках, а потом делил с ней смех и шутки.
— Еще как, — улыбнулась Энди — он согрел не только тело, но и душу. — Жаль, что ты пропустил кое-что, иначе я бы представила тебя к награде.
— Что еще пропустил? — шутливо проворчал Клив, который выглядел помолодевшим и возбуждающе опасным, как в те времена, когда увлекал ее в темный угол ангара и целовал до умопомрачения, почти за спиной у отца, а сердце Энди стучало так же сильно и радостно, как в те времена. — Я согрел каждый сантиметр.
Горячая волна желания обожгла ее. Энди засмеялась:
— Значит, виноват сквозняк. Я чувствую, как под правой коленкой…
