— Уже обращалась к психотерапевту. Не помогает.
— Расскажи мне.
Он смотрел на нее так пронзительно, что Энди забыла, что хотела сказать. В голове крутились воспоминания о том, какое счастье оказаться в его объятиях, слышать пульс возле уха, чувствовать руки на обнаженной спине, быть в безопасности.
— Хуже не будет. — Клив сделал шаг ей навстречу, а она смотрела только на его губы. — Не хочу пугать тебя, но дом стоял пустой довольно долго. Паук не единственная живность, готовая выползти из щелей.
— Ящерицы меня не беспокоят. — Она заставила себя отвернуться и перевела взгляд на ящерицу-геккона под потолком. — Они едят комаров и мух.
— Как и пауки.
— У тех миллион ног и глаз.
— Миллион?
Он поддразнивал ее. Энди знала, что в уголках его рта появились маленькие складочки, и сама не удержалась от улыбки.
— Ладно, восемь, — неожиданно смутилась она и с удвоенной силой принялась тереть упрямое пятно. — На четыре больше, чем надо, они волосатые, и у них клыки.
— Это все, что тебя пугает? — с веселой насмешкой спросил Клив.
Когда последний раз это было? На одной из вечеринок, когда один из инженеров преследовал ее ухаживаниями. Она спряталась в дамской комнате. Рейчел отсутствовала в ту ночь, и Клив спас ее, уведя через запасной выход. Энди не удержалась, искоса взглянула на него — лицо было тоньше, а морщинки глубже, чем она помнила.
— Рассудком понимаю, что они боятся меня больше, чем я их, но стоит увидеть одного — впадаю в панику.
Сложив руки на груди, Клив молча ждал продолжения, как бывало тысячу раз, когда кто-то начинал оправдываться.
— Мне было восемь. Один мальчишка запихнул мне за шиворот огромного паука. Я чувствовала, как он барахтался под блузкой. У меня началась истерика: я визжала и срывала с себя одежду. — От воспоминания у Энди мурашки побежали по коже. — Пуговицы так и летели, а он и его мерзкие дружки от смеха катались по полу, пока не прибежала учительница и не прекратила все это. — Она вздохнула. — Паук оказался не настоящим, а резиновой игрушкой.
— Почему он выбрал жертвой тебя?
— Отец назвал его дураком за то, что девчонка победила его в математическом тесте.
— Жаль, что нельзя штрафовать родителей за плохое поведение.
— Как бы то ни было, но при виде паука, я, как восьмилетний ребенок, чувствую, как он ползает по коже.
— Классическая форма маниакального психоза.
— Который никто не принимает всерьез, — призналась Энди, выжимая тряпку над раковиной. — Я научилась держать себя в руках. Поверь, в ванной все было чисто — я проверила. Намылила голову и стала смывать пену, а когда открыла глаза, он сидел на стене прямо у моего лица.
— На твоем месте от неожиданности любой бы испугался, — сказал Клив, оглядывая мокрое пятно на потолке. — Жаль, но дом сильно запущен. Допускаю, что тебе придется еще не раз столкнуться с родственниками того паука. Почему ты не переедешь в отель?
— Я не отдыхать приехала, — заторопилась она, прежде чем он спросил о причине. — Скоро начнется оценка и перерегистрация поместья, а у Пози связаны руки до конца лета. Здесь к тому времени все развалится.
— Ты бы не явилась сюда, если бы не бедственное состояние дома? Откуда у тебя ключи?
— София отдала дубликаты бабушке, когда они виделись в последний раз. Она, должно быть, знала, что умирает.
— Крестная мать Пози? Почему она здесь жила?
— София Романа? Ты вряд ли слышал о ней — одна из первых супермоделей. В холле висит ее фотография. Она была знакома со всеми, вращалась в высшем свете, а когда у нее начался роман с королем Лудано, он поселил ее на этой вилле.
— Интересный выбор крестной матери.
— Они с бабушкой были лучшими подругами. Дружили с детского сада. Мама с папой боролись за сохранение компании «Марлоу авиэйшен» после скоропостижной смерти деда, и бабушка привозила нас сюда на каникулы. Это было потрясающее время. На вечеринки Софии съезжались кинозвезды.
— А потом?
— Мы выросли и вступили во взрослую жизнь, — задумчиво посмотрела в окно Энди. — Присылали Софии открытки на день рождения и Рождество, маленькие подарки… но я жалею, что… — Она покачала головой. — Ты завтракал?
— Нет, но твой добрый сосед принес булочки, как знак примирения. — Он разорвал пакет, который прихватил по дороге, и кухня наполнилась ароматом теплого сдобного теста. — Надеюсь, ты поделишься со мной?
Желудок Энди сжался в комок. Она быстро отвернулась. «Только не сейчас, не сейчас…»
— Бери, конечно.
— С тобой все в порядке?
— Да. — Она сосредоточилась на лимонном запахе мыла, ставя тарелку на сушку.
Клив взял полотенце.
— Чем я могу помочь?
— Я справлюсь. Почему бы тебе не позавтракать на террасе, на свежем воздухе? Там вкуснее.
— Неужели? — Он надкусил булочку. Аромат сладкой жирной выпечки усилился. — Аппетитнее быть не может. У тебя есть кофе?
Кофе…
Одного слова, даже без запаха, было достаточно, чтобы она зажала рот рукой и бросилась в ванную. Потом плеснула в лицо холодной водой и оглянулась на Клива, стоявшего на пороге со скрещенными на груди руками. Его лицо было непроницаемо.
— Я узнаю об этом последним?
— Нет! — Именно этого кошмара она боялась. — Никто не знает.
— Похоже, Люси в курсе.
— Я ей не говорила. Никому не говорила.
Он кивнул.
— Когда же ты собиралась сказать мне?
— Позволь… — Она махнула рукой на дверь. — Мне нужно на воздух.
Клив пропустил ее вперед и последовал за ней на веранду. Энди села на ступеньки. Если бы он сел рядом, взял ее за руку, сказал что-нибудь… Вместо этого он прислонился к колонне. Молчание затянулось, грозя поглотить ее.
— Я не видела тебя, Клив.
— Ты первая ушла в то утро. Меняла свой график так, чтобы мы не встречались на базе.
— Что? Нет. — Она уставилась на него. — Ты сам позаботился об этом.
— Я? С чего бы вдруг? Черт побери, Миранда, ты спасла меня в ту ночь. Если бы я сел в самолет, то летел бы по прямой к побережью и дальше, пока не кончилось горючее. Ты догадалась об этом, — сказал он, — поэтому остановила меня.
— Да, — прошептала она еле слышно.
— Поэтому ты вылетела на новом самолете на базу следующим утром, а мне оставила свой. Мне стало это понятно, когда я вылетел за тобой, но ты не стала дожидаться меня.
— Я знала, что могу доверить тебе свой самолет. Она видела его в момент кризиса, отдала свое тело, чтобы спасти его в минуту отчаяния и преодоления. Она видела его обнаженным, обнимала, когда он рыдал на ее груди. Наблюдала, как во сне его лицо разгладилось, стерлось напряжение последнего года.
