– О да!
– Это очень древний обычай… – девчонка облизала губы. – Если в одном из бокалов яд… то он обязательно передастся при поцелуе… если поцелуй достаточно глубок…
– Хотелось бы… чтоб глубокий… – выдохнул Розонтов.
– Возьмите бокал… теперь согните руку в локте… вот так… Чокаемся! А теперь…
Ох, какой это был поцелуй! Долгий, жаркий, глубокий… Рука корнета нежно гладила гладкие девичьи плечики… потом нащупала под платьем грудь… мало того – дерзкий упругий сосочек…
– О, боже… боже… о…
Неловким движением сбитый со стола бокал упал и разбился на сотни сверкающих хрустальных осколков. Так, бывает, разбивается иногда вдребезги даже самая большая любовь.
* * *
Мадам Гурджина провела гостей в подвал. Когда-то это, верно, был склеп – кругом стояла непроглядная темнота, пахло кислой капустой и плесенью.
– Сейчас… – красавица взяла горящую свечку, принесенную все тем же верным слугою.
– Идемте… Здесь идол… совсем недалеко… вот он, за этой портьерой…
Позади гулко затворилась дверь.
– Сначала вы, – Гурджина взяла за руку Северского и одарила Дениса самой мягкой улыбкой.
– А вы подождите. Это недолго.
Портьера дернулась. Затрепетало пламя свечи… исчезло… Нащупав за поясом заряженный пистолет, Денис нервно покусал ус… Что там… что они там делают? Однако ничего страшного не произошло, портьера вновь распахнулась… Действительно, недолго. Всего-то минуты три…
– Теперь вы, – негромко произнес Вольдемар. – Ваша очередь… Ничего такого – просто помолитесь идолу. Чтоб позволил взять клад.
Действительно… всего-то и делов.
Пряча усмешку, Денис вышел за портьеру… сразу же перед собой увидев череп козла, подвешенный над небольшой дверью! Под черепом горела свеча… Гурджины не было… но и дверь оказалась приоткрытой…
– Мадам… вы там? – с любопытством заглянув в дверь, Давыдов удивленно застыл на пороге.
Это и впрямь был склеп – прямо посередине небольшой комнаты стояло два саркофага. На стене слева жарко горел факел, освещавший стоявшую меж саркофагами женщину в сером монашеском плаще с накинутым на голову капюшоном.
От всего этого в голове полковника зашумело… стены стали шататься, ноги подкашиваться…
– Pour vous – une dédicace… Для вас – особое посвящение… – раздался негромкий голос.
Женщина откинула капюшон, дерзко сверкнув карими сияющими очами…
– Идите сюда…
Распахнувшийся плащ полетел на пол, явив взору гусара обнаженное женское тело! Тонкая талия, стройные бедра, плоский, волнующе вздымающийся животик, темная ямочка пупка… аккуратное лоно, упругая грудь с коричневыми твердеющими сосками… Ах, облобызать бы поскорей…
– Иди… иди… иди…
Денис шагнул на зов, вытянув руки… Шагнул словно в омут… и – в никуда…
* * *
В подъезде обычной панельной девятиэтажки-«кораблика» сильно пахло мочой. Как и везде здесь, на самой окраине города. Убогие – зато за железными дверьми! – квартирки, разрисованные питекантропами подъезды, заставленный машинами двор.
– Все говорят – плохо живем, – глянув в грязное подъездное окно, хмыкнул Бекетов.
Олег Бекетов, капитан полиции, старший опер УГРО.
Денис хмыкнул:
– Ага, хорошо живем. Из тех машинок, что во дворе, половина – хлам, а другая половина – кредитная. Понимаешь, Олежек, люди – рабы банков. А еще Солон, помнится, отменил в древних Афинах долговое рабство. И где тот Солон?
– Ну ты, Денис, и скажешь. Солон! – Бекетов хмыкнул и, поправив табельный ПМ в висящей под джинсовой курткой кобуре-«босоножке», снова посмотрел в окно: – Чего-то не идет, Горюн-то. Может, никакая у них не любовь?
– Явится, – убежденно отозвался Дэн. Пистолет он тоже взял. Так, на всякий случай. Горюнов, конечно, не отморозок конченый и на рожон вряд ли полезет, но… и на старуху бывает проруха, а береженого Бог бережет.
– Горюна нет, а участковый местный чешет, – вполголоса промолвил Денис.
Бекетов ахнул:
– Он чего в форме-то?! Ты ему что, не сказал?
– Сказал. Так и пускай в форме. Это ж его участок – что тут подозрительного?
– А Горюнов?
– А Горюнов тоже не дурак. Соображает. Ежели в форме участковый – так все, как обычно. А ежели без формы… да к дому Ратниковой идет… К тому же в случае, если не откроют, дверь выбивать в форме как-то сподручнее.
– Дверь, это да, – согласился опер. – Вот у нас как-то случай был…
Внизу загудел лифт, приблизился, остановился… Следователь с опером невольно напряглись, руки обоих потянулись к оружию…
– Здрасьте, – выйдя из лифта, негромко поздоровался участковый – молодой чернявый парень в форме с погонами старшего лейтенанта. Звали его Дима, а фамилия была простая – Иванов. В участковые он из-за квартиры пошел, так многие делали.
– Не пришел еще?
– Да пока нет, – успокоил Бекетов, повернулся к Денису. – Слышь, господин майор… А он точно явится?
Давыдов повел плечом:
– Так, Олег, а не ты мне в обед звонил? Докладывал, что Ратникова из салона красоты вышла. Настька Ратникова! Из салона красоты! Спрашивается – для кого красоту наводит?
– Ну, вообще-то да, – согласно кивнув, опер уселся на подоконник. – Она еще в магазин заглянула. Водки две бутылки взяла и закусь.
– Во! Не сама же два фуфыря пить будет! Ничего, парни! В прошлый раз не взяли – сегодня возьмем.
– А вон какой-то подозрительный хмырь нарисовался, – участковый кивнул в окно.
Денис с Бекетовым враз напряглись, всмотрелись… И впрямь – к подъезду как раз подошел какой-то высокий тип в кофте с накинутым на голову капюшоном. Подошел, позвонил в домофон… дверь открылась. Не только та, что в парадной, но и здесь, этажом ниже… Настькина!
Значит и впрямь – Горюнов! Повезло…
Снова загудел лифт. Остановился этажом ниже…
– Ой, ну наконец-то! Ну, давай, давай, заходи…
Обрадованный женский голос. Вернее – девичий. Настькин!
Денис выхватил пистолет:
– Ну, все, дождались. Берем, парни!
Бросились! Все трое разом. Быстро, словно тигры. Ратникова не успела затворить дверь, и находящийся в федеральном розыске преступник Горюнов распластался на пороге…
– А ну, лежать! Полиция! Лежать, кому сказано! Старлей, давай наручники, живо.
Спеленали Горюна. Его же пассия не вмешивалась – боязно. Косилась, правда, на пистолеты да шепотом ругалась.
Денис с Бекетовым довольно переглянулись. Ну, вот! Наконец-то! Все сошлось.
