Уже не в первый раз она встречала Еву, неутомимую посетительницу магазинов в этом районе, да и во всем городе. Да, она часто видела Еву, но дело в том, что Ева никогда не замечала ее. Возможно, сознание своей неполноценности в смысле одежды и рода деятельности или воспоминание об их последней встрече в Рэлстоне мешали Люси встречаться взглядом с Евой… Тем не менее Люси с горечью убеждалась в том, что из-за своего явного снобизма жена брата делает вид, что не узнает ее.
Думая об этом, она невольно ускорила шаги, но сразу услышала манерный и несколько взволнованный голос Евы, обращенный к ней. Люси вздрогнула, и взгляд ее стал сосредоточенным.
– Неужели это ты, Люси? – говорила Ева со знакомой шепелявостью. – Подумать только, встретить тебя здесь!
– Да, – с обдуманной иронией ответила Люси, – это странно.
К ее лицу вновь прилила кровь, и она с досадой почувствовала, что краснеет. Она не боялась невестки, не боялась также показать, что не выносит ее. Но та улыбалась – спокойная, приветливая и общительная. Чуть поджав губы, Люси рассматривала щегольской серый костюм Евы, сшитый на заказ, ее розовую шляпу, кружевное жабо – они сейчас в моде, – длинный зонтик, кокетливо висящий на ее локте. Ни одна деталь шикарного наряда не была забыта.
– Я часто бываю в городе, но у меня сильная близорукость, и я с трудом узнаю людей на улицах, – продолжала Ева, и в этой простодушной отговорке Люси нашла подтверждение своим подозрениям.
– Моя работа связана с другой частью города, – нарочито резко сказала Люси.
Ева сочувственно хмыкнула, потом одарила улыбкой Питера, с одобрением оглядывая его элегантный костюм.
– Это ведь твой мальчик, да? – воскликнула она. – Что ж, он стал настоящим мужчиной!
– О-о, пока нет, – отчетливо процедила Люси. «Вот зачем ты остановилась – хотела разузнать о моем сыне», – подумала она и добавила: – Мы спешим на трамвай.
Но Ева не собиралась уходить, а вместо этого сказала Питеру:
– Я едва тебя знаю, а ведь ты мой племянник. Разве не странно? Почему мы не видели тебя все это время?
– Не знаю, тетя Ева, – ответил Питер. Его надменность улетучилась под натиском ее показного дружелюбия. Он широко улыбался. – Мы не часто бываем в обществе.
Он со смирением соглашался на роль затворника.
– Какая нехорошая у тебя мама – не отпускает от себя ни на шаг, – проворковала тетя Ева, повернувшись к Люси и укоризненно помахивая пальцем, обтянутым лайкой. – Что ж, мы бы хотели видеть тебя у нас в «Лё Нид».
– Питеру надо заниматься, – отрывисто проговорила Люси, – а у меня служба.
– О-о, мама… – негодующе произнес Питер.
Ева отреагировала на это своим легким смешком и, как птица, весело клюнула воздух заостренным носиком.
– У нас нет времени прохлаждаться, – отрезала Люси. Она понимала, что держится заносчиво, но, испытывая неприязнь к Еве из-за ее обходительности и элегантного наряда, сказала: – Нам приходится много работать.
– Ну правда, мама, – снова вставил Питер.
Казалось, он откровенно стыдится невежливого обращения матери, сконфуженно поглядывая на свою тетю.
– Я лишь хотела, чтобы ты приехал к нам как-нибудь в субботу, – приветливо прощебетала Ева. – Абсурдно, что мы едва знаем друг друга.
«Абсурдно! Да, – мрачно подумала Люси, – но не я к этому абсурду стремилась».
– Я хотел бы приехать, – кивнул Питер. – В Рэлстоне так здорово.
– Время от времени у нас бывают теннисные матчи, – сказала Ева. – Вполне неформальные!
«Неформальные! Кто вообще слышал о формальном теннисном матче», – с горечью заметила про себя Люси.
– Теннис! – подхватил Питер. – Чудесно!
– Ты ведь играешь, верно? – льстиво спросила Ева.
– Ну… – смутился он, – наверное, я смог бы. Мне всегда этого хотелось.
Наверняка юношеская фантазия часто облачала его в безукоризненные фланелевые брюки идеального кроя и совала в энергичную руку теннисную ракетку.
– Ну, я настаиваю, чтобы ты приехал, – шепелявила Ева. – И разумеется, возьми с собой маму. Я обязательно вам напишу.
– К сожалению, у Питера нет ракетки, – напряженным голосом возразила Люси. – Он не сможет приехать.
Она понимала, что ставит себя в ложное положение. Она любила Питера, но умышленно охолаживала его. Пусть мальчик играет в теннис в свое удовольствие, но в другом месте! Слова протеста сами срывались с языка, ибо Люси была категорически против того, чтобы Питер принял приглашение. Она не любила Еву и немного ревновала к ней Питера, полагая, что та не имеет ни малейшего права вмешиваться в его жизнь. Ведь Ричард и его жена обошлись несправедливо с ней и с ее сыном! Люси уязвляла спесь этой франтихи. Да, ее присутствие отравляло благоухающий воздух, заставляло меркнуть блеск этого дня.
– Нет! – повторила она. – Он не сможет приехать!
– Что ж, – чуть помолчав, с улыбкой проронила Ева, – мне пора бежать. – Но всем своим видом она словно доверительно говорила Питеру: «Я настоящая леди и не стану настаивать, но я уверена, что вы, молодой человек, все-таки посетите наше гнездышко».
Она с достоинством пожала руки им обоим и засеменила прочь.
Люси с сыном в молчании сели в трамвай. Она поджала губы, голову держала прямо. А он – он был в ярости, но хранил на лице выражение надменной отчужденности. Тем не менее именно он спустя долгое время заговорил первым.
– Почему, смею спросить, ты была с ней так груба?
В его тоне прозвучало напускное хладнокровие судьи.
– О-о, не знаю, Питер, – вздохнула Люси, с виноватым видом взглянув на него. – Наверное, это было глупо. Просто она мне не нравится. Думаю, она не искренняя.
Эти слова откровенно выражали ее мнение о характере Евы.
– Ну а мне кажется, она очаровательна, – выпалил он, – с ее стороны было очень любезно пригласить меня.
– Разве ты можешь поехать туда? – резко возразила она. – Ты ведь знаешь, скоро выпускной экзамен. У тебя нет ни времени, ни одежды для подобных визитов. Хочешь теперь получить из Китая брюки для тенниса?
Она иронически скривила губы, но в тот же момент пожалела о намеке на одолженный фрак.
– Тетя Ева показалась мне милой и доброй, – заносчиво отозвался он.
– Доброй! – не без горечи повторила Люси.
Что он может знать о Еве и о том, что у нее там под гладкой кожей – молоко или уксус?
После паузы Питер, пристально глядя на мать, высокомерно заявил:
– Надеюсь, ты не завидуешь ей, потому что она лучше одета и более состоятельна, чем ты?
Его обидные слова отделяла от правды столь тонкая грань, что Люси мучительно покраснела – краска залила даже ее шею.