– Но… танцевать-то ты умеешь? – поинтересовалась она с невольным опасением.
– О-о, я справлюсь, – ухмыльнулся он.
Питер изумлял ее. Она поняла, что он все обдумал и фактически обо всем договорился. Поразительная находчивость! Люси не хотела, чтобы он пошел, противилась этому, но он ждал ее слов.
– Если у тебя есть фрак и билет, можешь пойти, – наконец с неохотой бросила она.
– Вот и хорошо, Люси, – радостно произнес он. – Дело улажено. Теперь уберем со стола, и я примусь за работу.
Она убрала со стола. Но весь вечер с сомнением поглядывала на сына. Само возникновение этой темы стало для нее почти шоком – как будто у нее под носом защелкнулся капкан, – и она испугалась, хотя и допускала, что это нелепо. Ей было известно изречение: «Когда занят делом, некогда развлекаться», и она знала, какой Питер добродетельный и честный. Она говорила себе, что виновата в ее настроении начинающаяся простуда, тем не менее сама мысль о танцах – развлечении, сильно отличающемся от каникул в компании дяди Эдварда, – весь вечер вызывала у нее смутное беспокойство. На следующий день она не раз вспоминала об этом.
К вечеру горло у Люси воспалилось еще больше, хотя она не сказала об этом Питеру. Он быстро проглотил ужин, видимо не замечая, что́ ест, и, бросив на нее искоса комичный взгляд, пошел в гостиную с картонной коробкой, которую днем принес домой. Люси без слов принесла в ванную горячей воды. Прислушиваясь к шуму в ванной, она решила, что сын бреется чересчур долго – обычно он делал это очень быстро. Она думала также обо всех аксессуарах, необходимых для «парадной одежды», – как он с этим справился? Вдруг ее поразила нелепость происходящего: ему приходится наряжаться в этом убогом, бедном доме! Неужели Питер не чувствует, насколько одно не вяжется с другим? К ней опять с новой силой вернулось ее прежнее настроение.
Но все же, заслышав его шаги, она отвернулась от раковины и выжидающе взглянула на него. Он шел спокойно, легко ступая в лакированных кожаных ботинках, у кого-то одолженных.
– Ну что, – невозмутимо заговорил он, – как я выгляжу?
Приоткрыв рот, Люси застыла, немая как рыба. С рук ее стекала вода. Перед ней стоял не ее сын – небожитель! Он был умопомрачительно элегантен. Лицо светилось нежным румянцем, высокий воротничок и гладь рубашки ослепляли девственной чистотой, тонкая черная ткань ловко облегала спину, подчеркивая чувственный изгиб талии. Он превзошел всех и вся! Вэл Пинкертон, несмотря на его красную ленту, просто позер, пустое место рядом с Питером. Люси была растрогана буквально до слез.
– О-о, Питер! – пробормотала она. – Правда… ты выглядишь просто потрясающе.
Вид сына, который, стоя посреди бедной кухни, даже в этой чужой одежде выглядел как юный Аполлон, вызвал у нее мучительные чувства. В этот момент ее переполняли никогда доселе не испытанные эмоции – всепоглощающая нежность, восхищение вперемешку с любовью. У Фрэнка никогда не было фрака! Фрэнк! Нет, он никогда так не выглядел. И она никогда не любила Фрэнка так, как в тот момент любила сына.
– Никак не могу привыкнуть, – снова прошептала она. Это был один из тех редких случаев, когда она невольно обнажила перед ним свои чувства. – Такое ощущение, что я тебя не знаю. Ты такой… такой…
– Знаешь, одежда красит человека, – сказал он. От ее взгляда он почувствовал себя неловко. – Согласись, этот фрак довольно-таки шикарный. Ты ведь не собираешься дожидаться меня? – продолжил он, поправляя галстук перед крошечным зеркалом без рамки, висящим на стене.
– О-о, конечно собираюсь, – быстро вставила она. – А как же иначе?
Он поправил манжеты, потом сказал:
– Пора идти. – Подняв глаза, он увидел ее напряженное лицо. – А что, наверное, ты тоже хотела бы пойти, – озорно произнес он. – И пока я там, ты не осталась бы без кавалера.
Не ответив, она лишь поморщилась, потом лицо ее застыло. На миг воцарилось молчание.
– Не задерживайся надолго, – сухо сказала она.
– Не волнуйся! Завтра, как обычно, занятия! Почисти фрак, пожалуйста, мама.
Она почистила его щеткой, и наконец, набросив на плечи пальто, щеголяя фраком и белоснежной рубашкой, оттененной бордовым шелковым кашне, которое Люси нашла в ящике, Питер махнул ей на прощание рукой и весело сбежал вниз по лестнице.
В рассеянности она вернулась к раковине с посудой, но почти не видела, что делает. Дом, лишившись лучезарного присутствия Питера, вдруг показался молчаливым и пустым.
В тот день была очередь Люси мыть лестницу, но она позвала уборщицу, потому что неважно себя чувствовала. Впрочем, как и всегда, она считала, что проявила слабость. «Все к лучшему», – подумала Люси, иронично скривив губы. Хороша бы она была, если бы ей пришлось отступить в сторону и подвинуть ведро, чтобы дать пройти сыну.
Несмотря на восторги от недавнего зрелища, в ее душевном настрое произошел необычный, необъяснимый спад. Она стала ждать прихода миссис Коллинз, чтобы отвлечься. Та вечерами любила пофилософствовать, частенько повторяя фразу: «Да не смешите вы меня!»
Но этим вечером Марта пребывала в другом настроении – она была в «тоске-печали» и, без слов забрав орудия производства, принялась за уборку лестницы, шлепая тряпкой и уныло напевая свою любимую песню. Она пела сиплым голосом, слова звучали невнятно, но Марта произносила их почти со злорадным удовольствием.
Ах, где ж мои девичьи годы,
Былого вовек не вернешь.
В саду, где одни апельсины,
Яблока ты не сорвешь.
Я так о сыночке мечтала,
Пусть нянька б его воспитала.
Спокойно тогда
Я б в могилу легла,
Могила б зеленой травой заросла.
Через тонкую дверь до Люси с раздражающей настойчивостью доносились слова печальной песенки. Да, сегодня у нее не было настроения слушать балладу, но, когда Марта закончила уборку, Люси вручила ей шесть пенсов и сказала:
– Что с вами сегодня, Марта? Муж опять без работы?
Марта Коллинз поправила шляпку – неизменный атрибут ее респектабельности – и не моргнув глазом ответила:
– Дело в моем младшем сыне, леди. Он настоящий дьявол, когда ему в башку что-то втемяшится. А теперь мне придется женить его, или его осудят.
– Какая-то неприятность? – осмелилась спросить Люси.
– О-о, я знаю, ничего особенного, не о чем беспокоиться. Да, на все воля Божья, но за младшенького, то женщина сильно переживает. – У нее сверкнули глаза. – Одна шлюха заманила его и говорит, что он отец ее приблудного ребенка.
– Понятно, – медленно проговорила Люси.
Она вспомнила парня с простодушной, как у Питера, улыбкой. По какой-то странной ассоциации у нее возникло смутное опасение.
– И он регулярно приносит в дом пятнадцать шиллингов в неделю, – причитала миссис Коллинз. – Много пользы ей будет от этого, со всеми ее пожитками.
