За этим двором теряется в темноте территория другого лагеря. По заборам поверху протянута колючая проволока. На сторожевых вышках Лале видит эсэсовцев с автоматами, дула которых направлены на него. В ближайший забор ударяет молния. Проволока под током. Слабые раскаты грома не заглушают звук выстрела, падает еще один человек.
— Наконец добрались.
Лале поворачивается и видит: к нему проталкивается Арон. Насквозь промокший, измазанный. Но живой.
— Угу, похоже, мы дома. Ну и видок у тебя.
— На себя посмотри. Считай, что я — это зеркало.
— Спасибо, не надо.
— Что теперь будет? — спрашивает Арон, совсем как ребенок.
* * *
Идя в плотном потоке, каждый показывает руку с татуировкой офицеру СС. Тот стоит у входа в здание и записывает номера на планшете. Лале и Арона сильно толкают в спину, и они оказываются в блоке 7, большом бараке с трехъярусными нарами вдоль стены. В барак загоняют десятки мужчин. Они толкаются и отпихивают друг друга, стараясь занять место получше. Везучим или напористым достается одно место на двоих или троих. Лале не повезло. Они с Ароном залезают на верхние нары, уже занятые двумя другими заключенными. После многодневной голодовки у них почти не осталось сил. Кое-как устроившись, Лале сворачивается клубком на соломенном тюфяке, заменяющем матрас. Пытаясь ослабить спазмы в кишках, он прижимает руки к животу. Несколько человек обращаются к охранникам:
— Нам нужна еда.
— Получите кое-что утром, — следует ответ.
— К утру мы все сдохнем от голода, — произносит кто-то из задней части барака.
— Покойтесь с миром, — отвечает глухой голос.
— В этих тюфяках есть сено, — добавляет кто-то еще. — Может, надо продолжить жизнь скота и пожевать его.
Тихие смешки. Офицер никак не реагирует.
И затем из глубины барака доносится несмелое:
— Му-у-у.
Смех. Тихий, но отчетливый. Невидимый офицер не вмешивается, и в конце концов заключенные засыпают с урчащими животами.
* * *
Все еще темно, когда Лале просыпается, чтобы помочиться. Он перелезает через спящих соседей, спускается на пол и ощупью идет в заднюю часть барака, полагая, что это самое безопасное место, где можно справить нужду. Подойдя ближе, он слышит голоса: говорят на словацком и немецком. Он с облегчением находит некое подобие уборной — позади здания прорыты длинные канавы с перекинутыми через них досками. Над канавой сидят три заключенных, справляя нужду и тихо переговариваясь. Лале замечает в полумраке двух эсэсовцев, идущих от другого конца барака. Они курят и смеются, винтовки свободно висят за спиной. Их тени беспокойно мечутся в огнях прожекторов, и Лале не может различить, о чем они говорят. Его мочевой пузырь переполнен, но он в нерешительности останавливается.
Офицеры одновременно швыряют сигареты в воздух, берут винтовки на изготовку и открывают огонь. Тела мужчин, сидевших над канавой, отброшены назад, в канаву. У Лале перехватывает дыхание. Он прижимается спиной к стене барака, и офицеры проходят мимо. Он успевает различить профиль одного из них — мальчишка, просто чертов пацан!
Когда они исчезают в темноте, Лале дает себе клятву. Я выживу и выйду из этого места. Выйду отсюда свободным человеком. Если ад существует, я увижу, как эти убийцы горят в нем. Он думает о родных, оставленных в Кромпахи, и надеется, что его присутствие здесь, по крайней мере, спасет их от подобной судьбы.
Облегчившись, Лале возвращается в барак.
— Выстрелы, — говорит Арон, — что это было?
— Я не видел.
Арон переносит ногу через Лале, чтобы спуститься вниз.
— Куда ты?
— Помочиться.
— Потерпи. — Лале хватает Арона за руку.
— Почему?
— Ты слышал выстрелы. Просто потерпи до утра.
Ничего не говоря, Арон забирается на нары и ложится, в страхе и негодовании прижимая кулаки к промежности.
* * *
В тот день его отец встречал клиента на железнодорожном вокзале. Господин Шейнберг приготовился элегантно подняться в экипаж, а отец Лале тем временем водружал на сиденье напротив красивый кожаный чемодан. Откуда он приехал? Из Праги? Братиславы? Может быть, из Вены? Одетый в дорогой шерстяной костюм, в начищенных ботинках, он с улыбкой поднялся в экипаж, перекинувшись несколькими словами с отцом Лале. Отец подстегнул лошадь. Подобно большинству людей, которых отец Лале развозил на своем «такси», господин Шейнберг возвращался домой из важной деловой поездки. Лале хотелось походить скорее на него, чем на отца.
В тот день господин Шейнберг был без жены. Лале с удовольствием поглядывал на госпожу Шейнберг и других женщин, ездящих в экипаже отца, — маленькие руки в белых перчатках, элегантные жемчужные серьги и такое же ожерелье. Ему нравились красивые женщины в модной одежде и с драгоценностями, иногда сопровождавшие важных мужчин. Ему потому и нравилось помогать отцу, что он мог открывать для этих женщин дверцу экипажа, подавать руку, помогая спуститься, вдыхать их аромат и мечтать о той жизни, которую они ведут.
Глава 2
— Наружу! Все наружу!
Звучат свистки, лают собаки. В блок 7 из двери струится солнечный свет ясного утра. Заключенные, отцепляясь друг от друга, спускаются с нар и, волоча ноги, бредут из барака. Становятся вокруг здания. Отойти в сторону никто не пытается. Они ждут. И еще ждут. Те, кто кричал и свистел в свистки, исчезли. Люди шепотом переговариваются, шаркают ногами взад-вперед. Глядя на другие бараки, они видят, что там разыгрывается та же сцена. Что дальше? Жди.
Наконец к блоку 7 подходит эсэсовец в сопровождении заключенного, и воцаряется тишина. Никаких объявлений. Заключенный выкрикивает номера, написанные на планшете. Рядом стоит эсэсовец, нетерпеливо постукивая ногой и похлопывая себя по бедру офицерской тросточкой. До заключенных не сразу доходит, что номера — это татуировки на левой руке каждого. Перекличка окончена, два номера не отозвались.
— Ты… — тот, кто делал перекличку, указывает на мужчину в конце шеренги, — иди посмотри, не остался ли кто-нибудь внутри.
Тот смотрит на него с недоумением. Он не понял ни слова. Сосед шепотом повторяет команду, и мужчина спешит в барак. Через несколько мгновений он возвращается, подняв правую руку с двумя вытянутыми пальцами — указательным и средним: двое мертвы.
Эсэсовец делает шаг вперед. Он заговаривает по-немецки. Заключенные уже научились держать язык за зубами и покорно ждут в надежде, что кто-нибудь сможет перевести. Переводит Лале.
— Вас будут кормить два раза в день. Один раз утром и один раз вечером. Если доживете до вечера. — Он умолкает с мрачной ухмылкой на лице. — После завтрака вы будете работать, пока вам не велят остановиться. Продолжите строительство этого лагеря. Мы собираемся привезти сюда еще больше людей. — Он улыбается с гордым видом. — Выполняйте команды своего капо и руководителей строительства, и тогда встретите закат солнца.
