А затем, машинально опустив руку в карман плаща, обнаружила мобильник именно там, с правой стороны. Ну да, она ведь только что проверяла календарь, желая узнать, не пропустила ли какой-либо школьный праздник сына, по инерции положила телефон в карман — и тотчас забыла.
У нее что, наступает старческое слабоумие?
— Вы ведь сами мне написали, что… — продолжала бормотать Олеся.
— Ничего я вам не писала! — отчеканила Инна. — Смотрите же…
Из-за неловкого взмаха рукой телефон вылетел у нее из рук и, сделав по воздуху дугу, приземлился на дубовый паркет. Инна, чувствуя, что по щекам вдруг струятся горячие слезы, бросилась за ним, ударилась локтем об угол столика и, чувствуя резкую боль в руке, опустилась на пол.
Подоспевшая Олеся дрожащей рукой протянула ей мобильный. Инна, не в состоянии сама разблокировать телефон, попыталась вспомнить четыре цифры пин-кода.
Господи, какие же они были?
И поняла, что не помнит. Олеся, суетясь, пыталась подсунуть ей то бумажную салфетку, то стакан воды. Инна, превозмогая все еще не унявшуюся боль, поднялась, прошла в гостиную и, опустившись на диван, попросила:
— Олеся, присядьте…
Девушка поступила, как ей и было сказано, а Инна, не говоря ни слова, отправилась в ванную.
Из зеркала на нее смотрела напуганная, заплаканная, растрепанная женщина средних лет, с волнистыми рыжими волосами, в крайне дорогом и консервативном деловом костюме.
А сердце этой женщины билось, как паровой двигатель идущего на дно океана «Титаника».
Дав себе несколько пощечин, Инна раскрыла кран и зачерпнула ледяную воду.
Ей было страшно, больно, муторно. Но каково было сейчас Женечке, оказавшемуся в руках…
В чьих руках?
Ненавистная фамилия вспыхнула в мозгу, как будто кто-то воткнул в призрачную сеть невидимый штепсель.
Братья Шуберт.
Приведя себя в порядок, Инна даже чуть подвела губы — и снова ощутила, что по щекам текут слезы. Снова надавав себе пощечин, она наконец успокоилась, а затем, высморкавшись, вернулась в гостиную, где ее безропотно ждала бледная испуганная Олеся.
— Инна Евгеньевна, но как же так? — пролепетала она. — Ничего не понимаю, ведь сообщение пришло от вас…
Четыре цифры пин-кода быстро пришли на ум, и Инна разблокировала мобильный. Она боялась, что сходит с ума, что, раскрыв свою переписку с Олесей, вдруг обнаружит, что в 13:57 отправила ей сообщение, которое…
Которое ей не отправляла!
Однако никакого сообщения в ее телефоне не было — последний раз она писала Олесе вчера утром, когда просила купить Женечке его любимые овсяные печенья.
— Но у меня же есть! — заявила шокированно девушка, а Инна, изучая переписку, проговорила:
— Значит, или его, отправив с моего мобильного без моего ведома, удалили. Кстати, не в курсе, можно ли восстановить удаленное?
Олеся развела руками, однако Инна и не ждала от нее ответа, потому что вопрос был риторическим.
— Или сообщение было отправлено с моего номера, но не с моего телефона! К кому же можно обратиться, чтобы проверить?
— Мой двоюродный брат классный компьютерщик… — начала Олеся.
Однако Инна ее не слушала, она поднялась на ноги и нервно мерила комнату шагами.
То, как прислали сообщение, в данный момент было второстепенно. Единственное, что имело значение, это где Женечка?
Нет, и не это тоже. Как у него дела?
Ни на один из этих вопросов Олеся ответить, конечно же, не могла. Девушка, до этого говорившая без умолку, вдруг посредине фразы разрыдалась, и Инна была вынуждена принести ей с кухни воды.
Она поймала себя на мысли, что присутствие Олеси ей неприятно, как будто та виновата в исчезновении Женечки.
Приказав себе отбросить эти идиотские мысли, Инна опустилась на диван рядом с няней и подала ей стакан:
— Выпейте. И успокойтесь.
Олеся же, подняв на нее заплаканные глаза, прошептала:
— Но как же так, Инна Евгеньевна? Как же так…
Меньше всего Инна хотела говорить о вещах, о которых не имела представления — во всяком случае пока что.
Ее занимала одна мысль: кому звонить? Кажется, у Ларисы какой-то родственник работал в министерстве юстиции на высокой должности. А не был ли бывший супруг Вероники шишкой в Генеральной прокуратуре?
И что, собственно, с супругом — тем самым, для которого Женечка всего лишь «этот урод».
Сможет ли Геннадий помочь? Захочет ли?
Тут телефон издал мелодичную трель, и Инна, подскочив, увидела, что ей звонит некто, чей номер не определился.
Чувствуя, что у нее пересохло во рту, Инна подняла взгляд на Олесю, которая, видимо, все моментально поняв, из мертвенно-бледной стала светло-зеленой.
Инна поднялась, держа в руках мобильный, подумала, как бы не выронить его вновь.
Звонок все шел, а она медлила. Словно боялась услышать ужасную весть…
— Инна Евгеньевна, телефон… — произнесла еле слышно Олеся.
Инна шагнула в холл, который показался ей коридором в ад и, наконец приняла звонок.
— Инна Евгеньевна! Милая моя! — услышала она истеричный женский голос, который, как тотчас сообразила, был ей знаком. — Вы меня слышите?
Собеседница вопила в трубку, и Инна, чувствуя, что у нее закладывает в ухе, отодвинула аппарат от себя и сухо произнесла:
— Извините, но я сейчас занята. Я вам сама перезвоню…
Она уже намеревалась завершить звонок, как вдруг до нее дошло, кому принадлежит этот истеричный голос.
Миле Иосифовне, пропавшему главному бухгалтеру «Всякой литературной всячины».
— Инна Евгеньевна, родная моя! Не вешайте трубку! Это же я!
Инна не знала, что и сказать, поэтому скупо проронила:
— Да, я поняла, Мила Иосифовна. Вы где?
— Не знаю, милая моя! Меня похитили! Когда я из подъезда сегодня утром выходила. Держат где-то в темном месте. Молчаливые блондины какие-то, в черном, зловещего вида…
Братья Шуберт. Инна сжала мобильный так, что ощутила боль в костяшках пальцев.
— Инна Евгеньевна, милая моя! Дело в том, что я тут не одна. Тут еще…
В трубке послышался какой-то шум, а потом раздался тонкий взволнованный голос — голос Женечки:
— Мамочка, а ты когда меня заберешь?
— Сыночек! — закричала Инна, чувствуя, что ее начинает трясти. — С тобой все хорошо, сыночек? Ты где? Кто тебя похитил?
