Инна в один миг осознала, что, пока она точила лясы с этим предателем, произошло ужасное. Она бросилась туда, откуда прибежала Мила Иосифовна, а когда она оказалась около поворота на соседнюю улицу, то заметила бежавшую навстречу, раскрасневшуюся, с растрепанными волосами и безумными глазами Олесю.
В руках у нее была бейсболка Женечки.
— Там… Там… — она тыкала рукой позади себя. — Черный фургон! Я отошла, чтобы мороженое в киоске купить… Мила с ним осталась… А когда возвращалась, увидела, как Женечку в фургон запихивают… Вот. На дороге лежала…
Она протянула кепку Женечки, а Инна, чувствуя, что у нее сводит судорогой скулы, бросилась бежать вперед.
Она бежала. Бежала. Бежала. Пока наконец не оказалась на широком проспекте, по которому струились сотни автомобилей. Инна хотела бежать и дальше, но кто-то схватил ее за руку, остановил.
Это был Тимофей.
Он прижал ее к себе и произнес:
— Они ушли. Их не догнать. Надо действовать иначе.
Инна принялась колотить его кулаками по груди, дала пощечину и закричала:
— Ты ведь с ними заодно? Они подослали тебя, чтобы ты отвлек меня! Чтобы похитить Женечку…
Тимофей, резко встряхнув ее, тоже закричал:
— Нет! Никто меня не подсылал, клянусь тебе, детка! И никто не был в курсе, что я поехал к тебе. Я ни на кого больше не работаю. Я люблю тебя! Я — на твоей стороне!
Инна, замерла, закрыла глаза и велела себе успокоиться, хотя далось это невероятно сложно. Распахнув глаза, она взглянула на Тимофея и, заметив, что по-прежнему держит прихваченные из его автомобиля копии документов, швырнула их на пыльную землю.
— Ты веришь, что я с ними не заодно, детка? — спросил Тимофей, хмурясь. — Детка, скажи!
Инна перевела глаза на подбегавшую Олесю, за которой, переваливаясь, с трудом поспевала Мила Иосифовна.
— Почему вы не защитили его? — крикнула Инна, обращаясь к бухгалтерше. — Почему вы позволили увезти его?
Мила, бурно разрыдавшись, стала что-то лепетать, что не ожидала, что не поняла, что она слабая женщина…
Ну да, слабая толстая женщина средних лет, такая беззащитная. И втершаяся к ней в доверие — и все потому, что ее тогда тоже похитили.
Якобы похитили.
Инна, глядя на Милу Иосифовну, вдруг отчего-то вспомнила другую невзрачную, правда, легкую, как перышко, особу средних лет, которой полностью доверяла — и которая предала ее без малейших сантиментов. Ее «правая рука» Людмила Львовна, как только представилась возможность, тотчас переметнулась на сторону Геныча, так отчего же…
Отчего же Мила тоже не могла быть их человеком?
— Прекратите реветь! — крикнула Инна, отчего бухгалтерша зарыдала еще сильнее.
И Инна вдруг поняла: все это дешевый спектакль. Ну да, как и этот предатель втерся к ней в доверие, так и при помощи нехитрого трюка с ложным похищением ей навязали эту самую Милу, которая вцепилась в нее и Женечку, словно клещ, вешала лапшу на уши касательно того, что одинока, что боится возвращаться домой, жила с ними — и наверняка информировала Геныча обо всем, что обсуждалось и задумывалось.
Инна перевела взгляд на Тимофея. А его сегодняшнее появление — случайность или нет? Потому что два шпиона на данном этапе было бы уже перебор. Хотя он требовался, чтобы отвлечь ее внимание, дабы Мила, делая вид, что пытается предотвратить похищение, сдала Женечку на руку типам на черном фургоне.
Воспользовавшись тем, что Тимофей утешал лившую крокодильи слезы толстуху-бухгалтершу (наверняка не утешал, а просто делал вид, да и та не ревела, а внутри хохотала!), Инна, отойдя к находившейся в полной прострации Олесе, все еще сжимавшей в руках бейсболку Женечки, тихо спросила:
— За мороженым вы сами решили сходить или вас Мила послала?
Девушка, сначала явно не поняла смысл вопроса, но, уяснив суть, столь же тихо ответила:
— Мила… Я хотела идти вместе с Женечкой, но она заявила, что он останется с ней. Что так безопаснее…
Ну да, конечно — безопаснее! Так проще сдать его на руки похитителям, услав за мороженым молодую прыткую девицу, которая могла бы помешать похищению. Мила наверняка тотчас сообщила по мобильному поджидавшему где-то рядом черному фургону, что…
Что можно забрать ребенка.
— Что же теперь делать? — спросила Олеся и вдруг заплакала, а Инна обняла ее, с ненавистью наблюдая за тем, как Мила, перестав лить слезы, уже улыбается Тимофею.
«Война роз» не закончилась. И боевые действия начались.
Самое сложное было сдержаться и не накинуться с кулаками на Милу и Тимофея, двух подручных похищения, в чем Инна уже ничуть не сомневалась. Во-первых, они сразу поймут, что она догадалась, а пока считают, что она находится в неведении, могут допустить промах и вывести ее на след похитителей. И, во-вторых, и это гораздо более драматично, Инна была уверена, что даже если она набросится на предателей с кулаками, те не смогут сказать, куда увезли Женечку, потому что элементарно не знают.
Еще бы, ведь они мелкие сошки. Или, как она когда-то учила Геныча, underdogs.
Геныча, который давно topdog — огромный, зубастый и безжалостный.
И он готов в любой момент впиться в глотку опостылевшей жене.
Но если она не знала, куда похитители увезли ее сына, то следовало установить, кто его похитил — и это выведет на Женечку.
Кто-кто… Геныч! Похищение сына было выгодно только ему. И после акции устрашения, когда ей провели экскурсию по подмосковному санаторию для элитных психов, он решил нанести удар по Женечке. Не подозревая, что Инна уже приняла решение согласиться на все его условия.
Что же, супруг, выходит, поторопился.
Потому что теперь она приложит все усилия, дабы вызволить Женечку, а когда это произойдет, нанесет Генычу ответный удар.
Нет, не просто нанесет ответный удар, а уничтожит его подчистую.
Тимофей, закончив утешать Милу Иосифовну (а на самом деле прекратив с ней ворковать), подошел к Инне.
— У меня имеются кое-какие связи, — сказал он. — Я могу узнать, что произошло и…
Инна, борясь с тем, чтобы не плюнуть ему в лицо, сдержанно кивнула:
— Да-да, конечно, узнай.
Если они разыгрывали перед ней спектакль, то и она будет морочить им головы.
Потому что у нее только одна цель: найти Женечку.
Они все вместе вернулись к подъезду, в котором находилась квартира Милы. Инна размышляла о том, стоит ли возвращаться в берлогу толстухи. Она заметила, как та, немного отстав, кому-то звонила.
