Они заработали первый миллиард, у мужа появилась вторая, а затем, кажется, прямо параллельно с оной, и третья любовница, а отец Инны скончался от инсульта.
Инна устроила мужу первый скандал, точнее попыталась устроить, однако он холодно заявил, что не понимает, о чем она ведет речь, и попросил больше этой темы не поднимать. Они спали в разных спальнях и не занимались сексом уже больше полугода.
Холдинг рос как на дрожжах, а Инна ощутила, что ей хочется заняться чем-то своим собственным, компактным, тем, что приносит не деньги, которых и так было полно, и удовольствие для души. С Геннадием они виделись редко, иногда мельком несколько раз в неделю, и какая у него была по счету любовница, Инна уже и не ведала.
Президент Ельцин в новогоднюю ночь попросил у народа прощения и сдал дела. Инна решила, что организует собственное издательство, точнее свой собственный толстый журнал, но не коммерческий, специализирующийся на публикации всяческой развлекательной муры, а на авторских романах никому не известных российских авторов. Геннадий высмеял ее, однако не стал возражать, потому что Инна заявила о том, что выходит из состава совета директоров холдинга, посадив туда вместо себя своих представителей и сохранив за собой все активы, которые к тому времени были записаны на ее имя.
Старшая дочь отправилась на учебу за океан, а младшая — в специализированную школу в Европу. Инна ощутила, как их подмосковный дворец вдруг опустел, и ушла с головой в свой новый проект. Жирные «нулевые года» вдруг оборвались, потому что планету взял в заложники глобальный финансовый кризис, а до Инны дошли слухи о том, что у мужа появилась новая пассия. Они уже давно не разговаривали друг с другом, существуя в одном огромном подмосковном дворце, но в разных мирах. Геннадий вдруг наведался к ней в спальню, и на одну ночь повторилось то, что было раньше, давным-давно, в те времена, когда они любили друг друга. А потом все опять возвратилось на круги своя, и муж, рассорившийся со своей прежней пассией, завел себе новую, имя которой было… Инна.
Журнал, получивший название «Всякая литературная всячина», приносил сплошные убытки, однако небывалое удовольствие, и Инна вдруг поняла, что, в общем-то, счастлива. Приближался ее сороковой день рождения, и Инна решила, что не будет его отмечать. Все было вроде бы хорошо, если не обращать внимания на мелочи, однако такова была жизнь — ее жизнь. Раньше с Генычем, теперь по-прежнему с Генычем, однако без Геныча. А потом ей позвонили и сообщили, что ее маму обнаружили без сознания на полу ванной и отвезли в больницу…
Сидя в коридоре, по которому сновали врачи и пациенты, Инна думала только об одном: лишь бы все было в порядке. Понимая, однако, что сам факт того, что маму оперируют уже четвертый час подряд, ничего хорошего не сулил.
Наконец она заметила молодого хирурга, который, близоруко озираясь, вышел в коридор. Инна вскочила, уронив с колен мобильный телефон и не обратив на это ни малейшего внимания.
— Ну что с ней, доктор? — адресовала она ему сакраментальную фразу, однако уже по выражению лица хирурга — мрачному, напряженному — поняла, что мама умерла.
Ей стало плохо во время этого непростого разговора, Инна даже потеряла сознание. А когда очнулась в отдельной палате, то пожелала тотчас уехать домой. Врачи с трудом удержали ее, заявив, что необходимо обследоваться.
Геннадий, надо отдать ему должное, тотчас приехал, взял похороны тещи на себя, в приказном порядке заявил, что Инна должна остаться в больнице, и ей даже показалось, что их жизнь может наладиться.
Но почти сразу она поняла, что ничего не изменится. Потому что Геннадий то и дело смотрел на дисплей мобильного, получая сообщения и быстро на них отвечая. Конечно, это могло быть что-то не терпевшее отлагательств по бизнесу. Однако она-то знала, что в действительности это она.
Вторая Инна.
Ночью Инна чувствовала себя ужасно, ее мутило, голова трещала, хотелось умереть. Что же, если надо, то она последует за мамой. Дочки уже взрослые, у мужа другая семья…
На следующий день пришли результаты анализов, и лучащийся врач, потрепав ее по руке, провозгласил:
— Все великолепно, Инна Евгеньевна, все великолепно.
Чувствуя новый приступ тошноты, Инна подумала: если все великолепно, то отчего она чувствует себя так, как будто ее сжирает страшная болезнь?
— В вашем состоянии это, увы, данность. Проявления токсикоза.
— Токсикоза? — ужаснулась Инна. — Меня пытались отравить?
Врач рассмеялся:
— Господь с вами, Инна Евгеньевна! Вы беременны!
Инна в течение нескольких секунд не могла взять в толк, о чем он говорит. Она беременна — и это в свои скоро сорок? И, главное, как — она что, от Святого Духа понесла?
И тут вспомнила: выходит, их последняя бурная ночь с Геннадием принесла свои неожиданные плоды.
И сразу же успокоилась. Более того, была ужасно рада — она снова станет матерью! Помимо «Всякой литературной всячины» у нее появится новая увлекательная цель.
Новый долгосрочный проект!
А вот муж, узнав о том, что она ждет ребенка, был крайне недоволен. Даже попытался узнать, от кого. Инна, дав ему пощечину, сказала:
— От тебя, Геныч. У меня других мужчин нет. В отличие от тебя!
Потирая пылающую щеку, муж пробормотал:
— Уверяю, Нинка, у меня их тоже нет!
Инна саркастически усмехнулась:
— Ну да, ты у нас больше по любовницам шляешься. Учти, я буду рожать в любом случае. И это будет мой ребенок!
И только потом Инна узнала, отчего муж был так против ее беременности — вторая Инна, его Инна, была тоже беременна.
А потом наступил момент, когда лечащий врач, у которого она наблюдалась, после самого обычного теста принялся мямлить, юлить и предложил тест повторить. Инна потребовала от него объяснений, и тот увещевающе (отчего она сразу почувствовала себя еще хуже) сказал:
— Надо просто убедиться, что результат был неправильный…
— Что значит — неправильный? — потребовала объяснений Инна. — В каком таком отношении — неправильный?
И не могла поверить своим ушам, когда врач произнес возможный диагноз будущего ребенка, который при помощи повторного теста он хотел исключить: трисомия 21.
Синдром Дауна.
Исключить — или подтвердить.
Инна помнила ту среду, 17 июля (и потом в дальнейшем каждый год ждала с содроганием и отвращением этого дня, как будто бы это что-то меняло, но нет, уже ничего не меняло, потому что ничего изменить было нельзя), когда врач поставил ее в известность о том, что у ее сына с большой долей вероятности будет эта самая треклятая трисомия 21.
