Геннадий, введя многозначный код и идентифицировавшись, приложив ладонь к сканнеру, потянул дверь на себя, та бесшумно распахнулась.
Он зашел в комнату-сейф, а через пару мгновений вышел оттуда с грудой сафьяновых мешочков и бархатных коробочек в руках.
— Это твое, Нинка. Я тебе дарил, и это принадлежит только тебе. Думаю, на миллион баксов, а то и все полтора, потянет.
Он положил драгоценности на письменный стол, а Инна хмыкнула:
— Спасибо, что возвращаешь. Тоже не думаю, что твоя Инна стала бы их носить. Хотя, может, очень даже и стала бы.
Муж, тяжело дыша, отошел в угол кабинета, словно…
Словно боялся к ней приближаться.
Инну разобрал смех.
— Поверь, мне всего пятьдесят исполнилось, от этого в зомби не превращаются. В подавляющем большинстве случаев… Мы что, начинаем делить наше имущество, Геныч?
Геннадий бросился к бару, схватил бокал, кажется, из которого пила Инна, заполнил его до краев коньяком и выпил одним глотком. А потом, повернувшись к ней, произнес:
— Нет, делить мы, конечно же, ничего не будем. Я возвращаю тебе драгоценности. Свои тряпки, многие из которых тоже стоили ого-го, ты, естественно, тоже получишь. Ну, и квартиру в Москве. Не ту, где вы сейчас проживаете, а поскромнее. Ну, и пятьсот тысяч евро. Этого вполне должно хватить.
Инна, прекратив смеяться, почувствовала нарастающую злобу. Такая резкая смена настроений — не самый хороший признак.
Ну да, климакс, что поделать. Полтинник, бывший муж — и молодой любовник.
Лепота!
— Геныч, ты очень благороден! Спасибо, что возвращаешь мне мои лифчики, пеньюары и резиновые сапоги. Все равно на более чем объемную твою Инну они не налезут.
— Инну не трогай! — вспылил муж.
— А ты меня оставь в покое! — воскликнула Инна. — К чему этот разговор? Лети к своей благоверной, к своему единственному сыну — они тебя заждались. А, вот и вертолет садится…
И в самом деле: из окон кабинета можно было наблюдать за тем, как в отдалении на зеленую лужайку опускается белый вертолет.
— Жаль, что не голубой! — сказала Инна. — А то было бы, как в той самой песенке, которую вы мне только что всем аулом исполняли, песенке про волшебника в вертолете, который прилетит на мой день рождения и бесплатно покажет кино. Прилетел! И привез с собой отвратительную комедию, главную роль в которой исполняешь ты, Геныч!
Муж даже не взглянул в окно, за которым приземлился вертолет, с таким нетерпением им ожидавшийся.
— Инна, я же не шучу. Это очень серьезно…
Инна? Больше не Нинка?
— Что серьезно? — спросила она, окончательно теряя терпение. — Не понимаю, чего ты хочешь! Желаешь «войны роз» — ты ее, клянусь, получишь, Геннадий!
Раз она для него Инна, то и он для нее Геннадий.
— Хочешь померяться силами? Ну что же, валяй! Но в итоге я заберу себе не только то, что мне и так принадлежит, но еще и кусок твоих миллиардов. Вряд ли твоей Инне это понравится. Как бы она не ушла от тебя к другому, побогаче!
Муж сказал, как хлыстом ударил:
— Не истери. Ты пьяна.
Она пьяна? Да как он смеет говорить ей подобные вещи? Инна, покачнувшись, вдруг поняла, что супруг прав.
Пьяна — еще бы, налакалась раритетного коньяку натощак.
Она опустилась в кресло и, со всей силы сжав подлокотники, произнесла:
— И почему вы, богатые мужики, такие жлобы? Чем богаче, тем жлобастее. Прямо взаимосвязь какая-то. Закон Фарафонова — неплохо звучит?
Инна буравила супруга взглядом, а тот, не выдержав, снова отвернулся.
И почему рядом с ней в столь тяжелый и важный момент не было Тимофея? Господи, она бы все отдала, чтобы он оказался с ней — здесь и сейчас.
— Ты ведь знаешь, что отвоевать ничего не получится, но все равно пытаешься. Геныч, зачем? Ой, прости, Геннадий! У тебя есть твой, когда-то наш, но теперь именно что твой холдинг, у меня мойлитературный журнал, мои активы…
— У тебя ничего нет, Инна.
— …и помимо этого…
Думая, нет, будучи уверенной, что ослышалась, потому что Геннадий говорил тихо, а ее голос, наоборот, был громким, Инна уставилась на супруга.
— Геныч, пардон, то есть Геннадий. Геннадий Эдуардович, что вы вякнули? У меня есть мой литературный журнал и мои активы, и…
— У тебя ничего нет, Инна!
На этот раз супруг произнес это четко и с нажимом. Инна ошарашенно уставилась на него.
Геннадий, по-прежнему не смотря на нее, отвернулся и, уставившись на вертолет, лопасти которого продолжали вращаться, сказал:
— Понимаешь, я уже давно понял, что все рано или поздно закончится разводом. Ну а это означало бы, что ты ушла бы, прихватив более чем солидные активы. Ведь ты владелица ряда пакетов акций, фирм, объектов недвижимости и так далее и тому подобное. Холдинг мы строили с тобой, и я признаю, что ты сыграла важную роль в достижении того уровня, на котором он сейчас находится…
Инна молчала, потому что от начинавшейся истерики не осталось и следа, да и от хмеля, собственно, тоже. Она была теперь трезва как стеклышко.
И внимательно, крайне внимательно слушала мужа.
— А активы у тебя колоссальные. Ты, не исключено, даже сама не знаешь этого, Инна. И ты бы их прихватила с собой, уходя от меня, в этом сомнений нет. Если бы я позволил тебе уйти, то махом лишился бы значительной части активов холдинга. И мне пришлось бы или перекупать их у тебя по неизвестно какой цене, или мириться с тобой как с неудобным членом совета директоров с правом голоса и блокирующим пакетом акций, или опасаться того, что ты продашь свои активы кому-то из моих врагов, который отвалит за них нужную сумму…
Он вздохнул.
— Как вариант был отказ тобой от претензий на раздел имущества при разводе, но с этим, как уверили меня доверенные юристы, тоже сплошной геморрой, да и не факт, что потом через суд не опротестуешь. В общем, я сразу понял — куда ни кинь, всюду клин. Поэтому пришлось прибегать к креативным методам.
Инна продолжала молчать, чувствуя, что…
Что прозревает.
— Ну, добровольно ты мне бы свои активы не уступила, а платить за них втридорога я не желаю, да и не могу. Судиться с тобой — дело долгое, муторное и ненадежное. Тем более в нашем случае шансов на победу у меня, несмотря на мои хорошие связи наверху, практически не было…
Инна продолжала молчать, напряженно думая. Ну да, Геныч, извините, Геннадий Эдуардович, всегда был блестящим стратегом.
