Но Геннадию ее вопрос явно польстил — ему было приятно вести речь о своей пассии. Матери его детей.
И, кто знает, его будущей жене.
— Должна родить через три недели. Вот будет умора, если день рождения моего единственного сына и моей бывшей жены придется на один день!
Инна окаменела. Геныч вообще понял, что сказал? То, что он обозвал ее своей бывшей женой, еще полбеды, она сама ничего не имела против. Но он вел речь о своем еще не родившемся ребенке как о своем единственном сыне. И это при том, что у него уже был сын — Женечка.
Который всегда был и оставался для Геныча этим уродом.
Кажется, супруг и сам понял, правда, слишком поздно, что ляпнул что-то не подходящее.
— Гм, извини, Нинка. Не так выразился… Ну, надо ведь все по своим местам расставить. У меня есть Инна, у тебя этот твой… хахаль Тима. Так что вот и вырвалось ненароком о бывшей жене. Давай все оформим быстро и без проволочек. Никаких проблем с дележом имущества не предвижу, мы же свои люди, сочтемся…
Он сказал то, что Инна и хотела услышать, но не в этот момент. Наблюдая за тем, с какой неподдельный радостью Женечка возится с Долли и дурачится с Тимофеем, она отрезала:
— Пусть так. Это давно назрело. Но отчего ты ведешь речь о своем единственном сыне, Геныч? Женечка что, не твой сын?
Конечно, его, чей еще. Но его сын не был для него его сыном — в этом-то и беда.
Супруг поморщился.
— Что, так и сказал? Не помню. Ну, извини, Нинка. Просто вырвалось. Но ты сама посмотри на парня — мне что, такой сын нужен?
Инна резко встала, да так, что кейс повалился с деревянного стола на траву. Долли, привлеченная шумом, бросилась к кейсу и, видимо, приняв его за страшилище, обитателя Зазеркалья, стала рьяно и голосисто облаивать.
— Ну, не кипятись, Нинка! Давай расстанемся по-хорошему. Не будем пережевывать то, о чем и так сто тысяч раз говорили.
Инна привлекла к себе пробегавшего мимо Женечку и попыталась его поцеловать.
— Давай без телячьих нежностей, мамочка! — закричал тот.
А Геннадий поддакнул:
— Парень прав! Ему скоро одиннадцать исполнится, а ты все как с девчонкой с ним сюсюкаешь…
— Десять! — сказала ледяным тоном Инна. — Нашему сыну, Геныч, исполнится в декабре десять. Извини, я неверно выразилась: моему сыну исполнится десять. Конечно, это ведь я родила этого урода, а ты к процессу появления его на свет не причастен. Видимо, второй случай непорочного зачатия за историю человечества!
К ним приблизился Тимофей, который, заслышав напряженные нотки и заметив злые лица, решил вмешаться.
Взяв Инну за руку, он произнес:
— Тебе требуется помощь?
Инна дернула подбородком в сторону мужа:
— Геннадий Эдуардович желает отбыть. Проводи его, будь любезен!
Муж, вздохнув, поставил кейс на лавку и сказал:
— Ладно, Нинка, прошу — давай расстанемся с тобой по-человечески, цивилизованно. Тебя многое не устраивает, но и мне многое не по душе. Так зачем портить последние дни совместной жизни?
Действительно, зачем?
— Знаю, что ты сейчас спонтанно откажешься, но я все же настаиваю: твой юбилей мы знатно отметим!
— Нет! — крикнула Инна, Тимофей сжал ее руку.
Муж продолжил:
— Позволь мне сделать этот прощальный подарок. Тем более что дата круглая. И у меня сын вот-вот родится. Ну, и мы Шубертов в нокаут отправили. Надо отметить! Так что повод более чем подходящий!
— Нет! — повторила решительно Инна.
Она еще несколько десятков раз отрицала эту возможность, но, остыв и переговорив с Тимофеем, который пытался увещевать ее, изменила решение. Решающим доводом оказалось то, что — и тут Тимофей пошел на разглашение доверенной ему Великой Тайны — Женечка готовил ей подарок, мечтая вручить его во время торжественного приема.
— Ну, мы можем сами торжественный прием организовать, — попыталась оказать финальное сопротивление Инна. — Без Геныча.
Тимофей мягко возразил:
— Вы же с твоим Генычем все равно разведетесь до конца года. Так что какой смысл чинить препятствия и отказываться? И для Женечки это будет последний праздник, на котором будут присутствовать его оба родителя, состоящие в браке…
Инна хмыкнула:
— Ну, на следующем дне рождения у него будет другой отец…
Тимофей дернулся, изображая небывалый испуг:
— Это что, угроза, ваше величество? Вы хотите насильно женить меня? На себе?
— Какой догадливый паж! А если и хочу? Ты что, скажешь нет?
Выходило, что, сама того не планируя и все еще состоя в браке в Генычем, она сделала Тимофею предложение.
Тимофей, посерьезнев, спросил:
— Ты… не шутишь?
Инна честно ответила:
— Такими вещами не шутят.
И вдруг испугалась, что он ответит отказом.
Но лицо Тимофея озарила широченная улыбка.
— Сочту за честь, ваше величество!
Возвращение в Москву прошло без малейших эксцессов. Один из сотрудников службы безопасности холдинга ввел Инну в курс дела — от братьев Шуберт прямой опасности не исходило, но не была полностью исключена возможность мелкой мести.
Более всего Инна беспокоилась, как бы мишенью этой мести не стал Женечка, поэтому не имела ничего против, чтобы около ее дома какое-то время дежурил фургон с людьми Геныча — только белый.
Работники журнала, ее журнала, были крайне рады возвращению начальницы, и Инна быстро убедилась в том, что верная Людмила Львовна сделала все так же, как сделала бы и она сама.
— И теперь я научилась сама просить принести мне зеленый чай! — сыронизировала помощница.
За прошедшие три с половиной недели ничего, казалось, не изменилось, и все же Инна ощущала, что после возвращения из Зазеркалья ее жизнь стала другой.
Она не могла сказать, в чем именно, вроде бы все, вплоть до мелочей, было как раньше. Но ее не покидало чувство, что реальный мир и Зазеркалье поменялись местами.
И что она снова попала в зачарованный мир, только на этот раз в центре Москвы.
Списав все на стресс последних дней, а также на предстоящий круглый день рождения, Инна с головой погрузилась в работу. Тимофей, вместе со специально нанятой юридической фирмой занявшийся контролем траста с выведенными активами, появлялся дома реже, чем хотелось бы.
А ей очень хотелось бы.
