Лучшие гранатомётчики из числа сапёров и штурмовиков выползают вперёд.
По команде бойцы свинчивают колпачки трофейных «колотушек» и синхронно рвут асбестовые шарики. Ловлю в перекрестье прицела нетерпеливо высунувшегося командира батареи и делаю глубокий вдох.
Через секунду Серёга-миномётчик даёт отмашку бойцам. В воздух взмывают «колотушки».
Плавно тяну на выдохе за спуск.
Толчок приклада в плечо и падающий на бок офицер – грохот восьми гранатных разрывов заглушает залп снайперов, ударивших одновременно со мной. Точные винтовочные выстрелы в одно мгновение половинят орудийную обслугу, выбивая командиров орудий, наводчиков и заряжающих. Одновременно с нами заговорили трофейные МГ, а в воздух взмыла очередная партия гранат…
Короткая схватка закончилась, не успев начаться. Уничтожив артиллеристов снайперским огнём, мы забросали засевших в окопах эсэсовцев гранатами, а три трофейных МГ-42 не дали немцам поднять головы над траншеей. Нет, они пытались сопротивляться, в нашу сторону также полетели «колотушки», пробовал открыть огонь расчёт «машингевера» и несколько стрелков. Но от гранат пострадал только один мой боец, поймав несколько мелких осколков, пулемётчиков выбили снайперы, а пытавшихся дать отпор бойцов с карабинами задавили скорострельные МГ. Наибольшего успеха добился затаившийся до времени матёрый унтер, в упор срезав из автомата двух неосторожно сунувшихся вперёд бойцов. Немец успел ещё выхватить гранату, но свалился на стенку окопа с выбитым точным выстрелом глазом.
И наши, и немцы услышали поднявшуюся на месте засады стрельбу. Но и те, и другие пока молчат: фрицы ожидают результата схватки, хотя наверняка уже перенацелили миномёты, а для наших, не знавших о существовании ещё одной батареи, бой в лесу означает только одно – рядом сражаются свои.
– Виталя, забирай всех, давайте засаду у дороги! Если самоходки пойдут, жгите «фаустпатронами», не жалейте!
– Есть!
– Расчёт! К бою.
Система наводки на немецком орудии примерно схожа с остальными противотанковыми аналогами. Разбираюсь достаточно быстро, а вот с целью выходит проблема: обе самоходки, представляющие наибольший для меня интерес, с моей опушки не достать. Плохо. Но в прицел длинноствольной трёхдюймовки попадает единственная 50-миллиметровка. Кстати, орудие развёрнуто к нам. Ну и ладушки, с тебя-то и начнём.
Подкрутив поворотные маховики, выставляю точный прицел; в стволе уже ждёт своего часа осколочный снаряд.
Выстрел!
Бью с перелётом, но несколько осколков достают вражеский расчёт. Тем не менее, враг довольно точно отвечает: 50-миллиметровый снаряд бьёт с небольшим недолётом, но веер осколков ощутимо бьёт по щитку, сбивая прицел.
– Фугасный!
С леденящим душу свистом в роще начинают падать тяжелые мины, перепахивая бывшие немецкие позиции. Счёт идёт на секунды: закусив до крови губы, повторно навожу орудие. Боли я не чувствую, а про кровь понимаю, ощутив во рту характерный солоноватый привкус.
Выстрел!
Немец бьёт раньше, но у вражеского расчёта сдали нервы: осколочный снаряд врезается в дерево слева от нас. Толстый, крепкий дуб выдерживает удар и гасит разлёт осколков; мой же снаряд попадает в нижнюю часть щитка вражеского орудия, переворачивая пушку.
Свою мину не услышишь, верно говорит старая солдатская мудрость. Мы не услышали воя тяжёлого снаряда гаубичного калибра, но почувствовали мощный толчок земли, а мгновение спустя по ушам ударил грохот близкого разрыва. Каким-то чудом мина, способная гарантированно уничтожить весь расчёт, ухнула в артиллерийский окоп – траншею позади орудия, где бравые пушкари могли бы переждать вражеский обстрел. Нам несказанно повезло…
Я на долю секунду поддался охватившему меня ужасу: такая удача бывает раз в жизни. Сантиметров сорок в сторону – и мои кишки художественно украсили бы трофейную пушку. Немой страх застыл в глазах и остальных бойцов расчёта.
С дороги по немецким позициям вновь ударили танковые пушки, а несколько мгновений спустя на поле начала подниматься рваная дымовая завеса. Заревели моторы «тридцатьчетвёрок», послышались далёкие крики.
– В окоп, живо!
Бойцы смотрят на меня неверящими глазами. Опытные партизаны, они всё же крайне редко попадали под такой мощный обстрел и не знают, как правильно действовать. Зато знаю я: в окопе выжить гораздо больше шансов, чем на открытом пространстве. Кстати, ещё одна солдатская мудрость гласит: в одно и то же место снаряд не падает.
В траншее воняет тухлятиной и гарью: стандартный набор запахов сгоревшей взрывчатки. Рядом на землю плюхается Михаил, за ним остальные партизаны: бойцы отряда привыкли слушать меня, даже не всегда понимая действия командира.
Яркая вспышка пламени слепит глаза, за ней следует тугая волна пышущего жаром воздуха, обжигающая спину и шею. Все мы по максимуму вжались в окоп, прячась от взрыва сдетонировавших артиллерийских снарядов.
Всё, можно покидать немецкие позиции. Обе пушки повреждены, стрелять мы теперь не сможем, а немцы переключили внимание на атакующие танки. Мы сделали всё, что смогли, уничтожив засаду и указав на замаскированную батарею, теперь своё слово должны сказать танкисты.
Пришёл черёд именно партизанских ударов.
…Засада на дороге утроена по классической схеме: две группы прикрытия, по пулемётному расчёту и снайперской двойке контролируют дорогу с одной стороны, впереди расположилась третья группа. Основной удар мы наносим с одного из флангов, а по фронту приходится дополнительный; кроме того, бойцы с головы засады смогут вести огонь также и по отбегающим в противоположную сторону немцам.
Сапёры обычно действуют гранатами, но сейчас в их руках зажаты шесть «фаустпатронов». Ещё два я выделил бойцам, прикреплённым к фронтальной группе, и два оставил про запас. Не знаю, как пройдёт бой на высоте, но я уверен, что хотя бы часть фрицев сумеет вырваться. А другой дороги здесь у них нет.
Между тем схватка на немецких позициях идёт нешуточная: гремят многочисленные и беспорядочные орудийные выстрелы, стучат автоматные и пулемётные очереди. Яростные крики сливаются в единый лютый вой, перемеживающийся взрывами снарядов, мин и гранат. Несколько раз я слышал дружное «ура», раскатисто начинающееся, но практически сразу обрывающееся под грохотом пулемётов.
На секунду промелькнула мысль пойти на помощь десантникам и танкистам. Мысль я отбросил: в горячке боя нас могут зацепить свои, да и потом, после нашего нападения на скрытую батарею немцы гарантированно оставили кого-то в тылу.
Спустя минут 15 после начала танковой атаки бой начал стихать. Ещё через три минуты послышался близкий гул моторов.
По грунтовке ползёт куцая немецкая колонна: впереди прёт «ганомаг» со счетверённой установкой зенитных пулемётов, на прицепе БТРа тянется единственное орудие. Десантное отделение до упора забито пехотой, за «ганомагом» следуют два крытых «опеля». Наверняка там уцелевшие раненые, миномётчики и просто бойцы. Колонну замыкает «штуга», на лобовой броне которой виднеется глубокая борозда от танкового снаряда. Бронебойная болванка задела «паука» по касательной, иначе самоходка осталась бы догорать на холме. Краска вокруг борозды растрескалась и осыпалась, а края её словно оплавились. Вот это был удар…
